Двадцатипятилетие жизни с Эдичкой

Posted on by

По ходу обсуждения мемуара Юрия Милославского о Бродском в журнале ilich речь по естественной аналогии зашла и о Лимонове. В связи с чем я вспомнил о небольшой статье, посвященной тринадцатилетнему юбилею русского издания пресловутого романа, и пообещал извлечь ее из небытия. Что и выполняю. Вот такие вот юбилейные спичи пускал в эфир franc_tireur во времена настоящей свободы. В текст я, помимо технических исправлений, не вмешивался, но несколькими примечаниями «из сегодня» его все же снабдил.

ЭТО ОН — ЭДИЧКА, или
ПЛОХО СЛЕПЛЕННЫЙ ГОРБАТЫЙ

к тринадцатилетнему юбилею русского издания

Одна моя знакомая ленинградская барышня лет этак десять назад* явилась ко мне с литературным проектом: дескать, ей необходимо написать книгу о своей половой жизни.

— Что ж, напиши, — сказал я. — 3адача вполне почтенная. «Темные аллеи», скажем, тоже могли бы соответствовать этой краткой аннотации.

Но Иван Алексеевич Бунин барышню не колыхал. Ее колыхал другой эмигрантский автор, поэтому она продолжила: «…но не простую книгу, а написанную стилем журнала «Юность». И переправить ее на Запад!»

Запад, полагала она, превыше всего ценит стиль журнала «Юность».

Так она поняла от папы-мамы — высокооплачиваемого семейства творческой интеллигенции с сильными связями в клане шестидесятников. Теперь, кстати, у всего семейства есть возможность проверить степень предрасположенности Запада к стилю журнала «Юность». Две главы из ее предполагаемой книги, удачно названной «Солдаты хвалят», с рассказом о первых шести любовниках, пылятся до сих пор в моей ленинградской квартире, не найдя продолжения — расчетливая барышня сообразила, что если шесть любовников заняли две полуобщие тетрадки за 48 копеек, то сколько же займут насчитанные на тот момент две, что ли, их сотни? И она решила пока лучше жить, чем писать о жизни**.

Тринадцать лет назад в Америке, в октябре 1979 года, под маркой издательства «Индекс пресс» вышел роман Эдуарда Лимонова, так возбудивший креативно-коммерческие рефлексы моей ленинградской знакомой. На сегодняшний день он уже несколько раз издан на родине автора, то есть не совсем, конечно, на родине — в Москве, а не в Харькове.

В отличие от первого русского издания непохоже, чтобы эти вызвали какой-либо особенный скандал среди критики и публики, и автору в порядке рекламной компании приходится позировать с Калашниковым среди приднестровских витязей и записываться министром культуры во все будущие российские правительства. Это его дело. Политические взгляды Эдуарда Лимонова сами по себе меня мало интересуют, так же как, скажем, политические взгляды Иосифа Кобзона. Меня интересует книжка, которую на некоторое время удалось сделать почти легендарной и интересует, почему это время прошло***.

Дело, конечно, не в том, что Лимонов плохо пишет. Тысячи книг написаны еще хуже, а продаются еще лучше, чем эта.

Матерные слова прописью? Нынче, после конца советской цивилизации, мат, ее второй официальный язык, превратился в такой же музейный раритет, как и все остальное, к ней принадлежное. Он читается, как все прочие слова советского языка, разве что с легкой ностальгией.

Секс? Безусловно, Лимонов со своей попыткой усидеть на двух стульях, проваливается в яму между общедоступной порнухой, которую даже читать не надо, и эротикой высокого стиля, которой интересуются настоящие интеллектуалы, когда выходят из порношопа.

Борьба с истеблишментом? Советский народ истеблишмента, конечно, не любит, но имеет собственные представления о борьбе с ним, а несоветский народ — на большую часть сам состоит из истеблишмента и очень обожает, когда с ним борются с помощью развлекательных книжек.

Так что, я полагаю, стоит взглянуть в существо, отвлекшись от нехитрых трюков, которыми Эдуарду Лимонову 13 лет назад удалось пронять простодушных эмигрантов: мат, секс, антиамериканизм (что обеспечило, кстати, французского издателя), нападки на священных коров и т. д.

Существом дела является заглавный образ, с позволения сказать, что подтверждает в послесловии к московскому изданию и сам Лимонов, сравнивая своего Эдичку, то есть себя самого (знаем, знаем про лирического героя, но в данном случае это не канает — книжка явно спекулирует на non-fiction) с «вечными образами» — Лолитой и Григорием Мелеховым. Цитирую: «Неуничтожимость же героя — самая большая гордость для писателя. Все остальное — чушь собачья и муть зеленая».

Меня ничуть не смущает сам образ этого героя: его язык с этакой детгизовской живостью, вроде вышеприведенной «чуши» и «мути», — язык подростка из провинциального среднего класса — а почему бы и нет? Его завистливость, агрессивность, сентиментальность, даже просто глупость — себя не выбирают, уж какой есть, такой и есть. Хотя уровень личности основных персонажей — вещь немаловажная для окончательного уровня книги, на чем, например, в свое время, потерпел крушение «Доктор Живаго» (по большому, уж во всяком случае, по большему счету, конечно). Даже забавная мысль — взять харьковского приблатненного подростка, с характерными его льстивостью, наглостью, с неудовлетворенной претензией на лидерство в банде, со страстью к клевому прикиду, с восхищением перед всяким насилием, кроме государственного, что, как известно, «западло» (в переводе на нынешний, частично энглизированный лимоновский язык это и есть ненависть к истеблишменту) — так вот, взять и перенести его в Нью-Йорк со всем его уровнем развития не выше этажерки. Могла бы получиться смешная книга, если бы в уличном кодексе, сформировавшем личность Лимонова, хоть как-то ценилось чувство юмора.

Но нет — настоящий блатной трагически-серьезно относится к себе. А вслед за ним и бегающий за папиросами мальчишка. И получилась блатная песня в прозе. Жанр, любимый интеллигенцией в спокойные времена, на кухне — а теперь, когда блатная стихия вырывается на просторы не только России, но и Европы, как-то не до стилизаций. Так что стиль журнала «Юность» — это даже до некоторой степени комплимент, Галку Галкину он в себя уж непременно включал.

В результате все здание романа оказывается построено на трещине земной, которая с течением времени расходится все шире и шире и в которую сползает, цепляясь за автомат Калашникова, главный герой, претендент в вечные спутники.

Все его самоуважение и все его претензии к окружающему миру держатся на одном единственном факте — что он, Эдичка, «знаменитый в России поэт». Единственная надежда автора, что читатель поверит в это безо всяких доказательств, и тогда провинциальный волчонок превратится в новое издание русского Байрона. Эдуард Лимонов писал стихи несколько лучше, чем он сейчас пишет прозу, но не только «знаменитым и лучшим», хотя дело и не в этом, а и просто сколько-нибудь существенным поэтом никогда не был. Был одним из многих московских гениев, каких и сейчас много, и сам это знает очень хорошо. Постоянный его упор на звание поэта напоминает поведение карманника, переведенного из одной зоны в другую и начинающего «лепить горбатого» — и уважали его дескать в старой зоне, и пришил он там дескать одного-двух «мужиков» и вообще он «в законе». И действует некоторое время, пока, рано ли поздно, не срабатывает тюремный телеграф.

Что тогда происходит, Эдуарду Лимонову хорошо известно — собственно, во всех своих приключениях с «большими неграми» он подсознательно и прорабатывает этот вариант, как бы стараясь изжить наваждение. Эдичку ведет по Нью-Йорку, а писателя Лимонова по жизни, поиск слабых, считающих себя несправедливо обиженными, завидующих — чтобы стать среди них самым сильным, самым несправедливо обиженным, самым завистливым и жестоким. В этом смысле безразлично кто — троцкисты, уголовные негры, замучанные эмигрантским истеблишментом авангардисты или приднестровские самостийники****. Своим полууголовным-полумилицейским чутьем Эдичка наверняка чувствует социально близких, носителей криминализованного сознания, обладателей самозванческой трещины — «слепленного горбатого» — в своем человеческом и социальном основании. А правыми они называются или левыми — безразлично.

Вопрос о «переводных успехах», которами так гордится Эдуард Лимонов, мы обсуждать не будем. Знакомо ли вам имя: Аля Рахманова. Нет? Она умерла в прошлом (1991) году в Швейцарии 93 лет отроду. Ее книги — романы, воспоминания, и проч. были переведены на 21 язык и были распроданы тиражом больше 2 миллионов. Иных переводят, иных не переводят — дело торговое, зависит от многих внешних обстоятельств. А дальше — как угодишь публике*****. Кстати, у той, широкой западной публики Лимонов имел бы несомненно больший коммерческий успех, если бы не его защитная маска «поэта». Лучше бы он выдал себя за космонавта, несмотря на всю склонность (или ввиду склонности) сказанной публики к стилю журнала «Юность». А широкую русскочитающую публику нам остается только поздравить с тринадцатилетием жизни с Эдичкой******.

_________________________________

* Т. е. в начале 80 гг., если кто в арифметике не скор.
** Не знаю, как насчет Запада, а пристрастие читающей публики обеих столиц к стилю журнала «Юность» осталось совершенно неколебимым. Что есть, собственно, вся сегодняшняя трэш-литература, как не стиль журнала «Юность»? Поэтому-то наша барышня лет через двадцать возобновила свой проект и даже немало в нем преуспела, как я слышал. Только с обратным вектором — не из России на Запад она на нем въехала (в чем, собственно, заключалась идея, естественная для тех времен, когда быть иностранцем являлось социальным идеалом советского человека), а наоборот, с Запада в Россию. Золотко, надеюсь, ты счастлива. Тетрадку с «Солдатами» могу вернуть.
*** Еще раз напомню, что текст написан в 1992 г. Что из выраженных в нем представлений “не выдержало испытания временем”, что из предсказаний не сбылось — вопрос отдельного интереса.
**** Список теперь может быть продолжен интересными типами и персонажами, а линия “крытки” нашла свое логическое завершение в судьбе героя. Говорю это безо всякой иронии — похоже, что детерминированность Эдуарда Лимонова схемой “вор/мент”, с детства определившей его личность, по-прежнему полновластно распоряжается его биографией. Сам он тут ничего изменить не может.
*****Сегодня всего этого, конечно, можно было бы и не объяснять.
****** Так вот это кто “в арифметике не скор”! — я! Это я тут, оказывается, отмечаю 25-летие “жизни с Эдичкой”. Честное слово, только сейчас сообразил!

Двадцатипятилетие жизни с Эдичкой: 78 комментариев

  1. Олег, я тож очень негативно отношусь к данному герою, но одного у него не отнимешь — «харковская трилогия» это ЕДИНСТВЕНнАЯ пристойная попытка написать детство-отрочество-юность советского пацана с провинциальной окраины. Всё остальное — уже неудача (т.е. я заранее вижу с первых двух страниц как это сделано — и уже становится неинтересно 🙂

    • Ну, здесь-то речь не «харьковской трилогии». В любом случае, это очень чуждый мне подход. «Детство-отрочество-юность советского пацана с провинциальной окраины» — ну, и что мне с того. Я начинал когда-то — деревянно написано. Тот же Милославский, кстати, обрабатывал примерно ту же среду — и в смысле текстуры гораздо квалифицированней.Хотя тоже не Добычин.

        • А возьмите хоть того же Вознесенского — легко ль помнить, что он писал хорошие стихи, да и сейчас, наверно, бывает с ним такое, во всяком случае, лет 7 назад ещё бывало.

              • Году в 1982 или 83 я сдуру дал почитать свою повесть «Гонобобль и другие» Эльге Львовне Линецкой, которая вернула мне ее не без укоризненной улыбки. Повесть содержала (по нынешним временам, в очень умеренном количестве и очень умеренную) ненормативную лексику. Смысл нотации, которую Э. Л. мне прочитала, был в том, что она уважает свои предрассудки и мне бы тоже хорошо их уважать — в смысле ее предрассудки. А я подумал, согласился и решил уважать не только ее, но и свои предрассудки тоже. Мне кажется и по сей день, что у предрассудков есть не только негативная сторона — предрассудки, в сущности, есть не что иное как вид границ, определяющих очертания (персональной) культуры. Вознесенский или Евтушенко с отрочества находятся для меня по ту сторону, и мне кажется, это важно: я знаю, по какую сторону нахожусь я. Но я, естественно, никак этого не абсолютизирую и не считаю, что те, кому тот или другой нравятся, по ту сторону баррикад. Э. Л. ведь и не требовала от меня, чтобы я не употреблял скверных слов. Она требовала, чтобы я уважал ее возраст и ее воспитание и ей этих слов не показывал.

                • Вы в хорошей компании — Пушкин считал себя «человеком с предрассудками» (письмо Чаадаеву), например.
                  А в А.В. камень не кину. После того, что он недавно сделал (а мог вполне не сделать ничего — дивидентов ему от этого никаких)для одного дорогого мне поэта… нет, рука не поднимется.

                  • Камнями я бы в него тоже кидаться не стал. Но тут мы попадаем в любопытный узор разграничения текст/человек. Сначала отграничиваем хорошие стихи от — подразумевается — нехорошего человека, а потом — получается — наоборот. Мне кажется, одно к другому непосредственного отношения не имеет. В конечном итоге.

                    Мой предрассудок вообще касался только стихов Вознесенского, которые по достижении примерно семнадцатилетнего возраста мне никогда не нравились. Но некоторые помню до сих пор наизусть, п. ч. очень смешные: «Божественно после парилки / В реликтовом озере Рильке», например.Но я много всякой ерунды помню.

                    • У меня более тяжелый случай — я до 20-летнего возраста тыкался в это озеро.
                      Отношение одно к другому (текст-человек)и не имеет и имеет, по-моему. Все равно режется по живому, отделяя поэта от человека. Хотя… в конечном, как Вы говорите, итоге… может быть, и так.
                      Я-то — о «луковке».

                    • Так я же согласен… в еще более конечном итоге. Но между нами говоря, благородный поступок, на который Вы намекаете, мог — и скорее всего так и было — случиться просто по общей разложенности сознания, случайности встречи, благожелательному равнодушию «с прежних времен» и, главное, по возможности распоряжаться чужими деньгами при полном отсутствии собственных «стратегических» интересов. Последнее можно было бы показать просто анализом сегодняшнего его «положения», но, думаю, не стоит.А можно сказать, что он был орудием Провидения.

                    • Об А.В., как орудии «Провидения» — было первое, что я тогда написал в поздравительном письме одной особе.)

                    • Я безусловно отделяю текст от человека. Пытаюсь. Кстати, неотделение — это как раз эдакая пара — Вознесенский-Евтушенко. По-человечески, на мой взгляд, Вознесенский куда гаже — равнодушнее — а вот поэтически ведь ничего общего. У Евтушенко всерьёз стихов не было, а у Вознесенского они всё-таки есть — могут не нравиться, мгут быть чужды — сколько угодно — но вот всё-таки стихи.

                      При том, что в некотором смысле даже не непорядочность его сгубила, а просто элементарная глупость. И она-то в стихах, конечно, проявляется. Но несмотря на неё всё-таки, всё-таки…

                      А предрассудки — что ж — формулировка хорошая.

                • Согласен. Вот Вам и примеры: Эльгу Львовну я не любил за её прагматизм и ремесленный подход к переводу: Она считала. что переводчик обязан перевести всё, что закажут» А я так никогда не думал. Но безусловно, уважение моё было к ней. Но мне самым близким человеком была Т.Г.Гнедич, которая думала как я : «Переводи только то. что близко». Вообще=то это подход поэтов, а не перевозчиков…К тому же Гнедич сама мастерски материлась. А воспитание. как понимаете, было не хуже…Да и на своё (раннее)я грешить не стану.
                  Ну а насчёт наших «теноров» то разница в том, что Вознесенский талантлив , А Евтушенко — он примитивно научен. И мне ясен с первого курса ( однокурсник мой, только я был там заочником. Хотя у обоих у них язык потёрт об властные жопы.Так что согласе. Баррикады ни при чём. Да их и нет на самом деле, поскольку они предполагают некую коллективность. А мне это вовсе ни к чему. Каждый отдЕлен и сам по себе…

            • Нуу, мне представляется, что от Бродского объективности ждать и не приходилось. Кстати, он ведь и хвалил иногда незнамо кого — просто так, проще было похвалить.

              А Вознесенскому, в некотором смысле, поделом — за глупость и общественную роль. Боюсь, что есть некоторый уровень глупости, которого стихи уже почти и не выносят.

              • Бродский, как я знаю, по континентовском опыту своему, просто не читал того, что ему знакомые подсовывали или даже то, что на отзыв поначалу в «Континенте» ему давали…Вскоре мы поэтому перестали его просить писать рецензии, Даже если онпредисловие писал ( см. предисловие к Ратушинской!) и то…. Но упрекать его за это равнодушие и не подумаю,не обязан каждый поэт быть критиком. Это другая профессия.

  2. Прочитал текст об Иосифе. Он, правда, был не самым лёгким в общении человеком. Но главное — в тексте Милославского нет ни слова благодарности за те стихи, без которых наша жизнь была бы чуточку иной 🙂

    • Это подразумевается. Текст вполне лояльный по отношению к Бродскому. И очень красиво написанный. Я не большой любитель Милославского как писателя (лично я с ним незнаком), но здесь он сработал и смешно, и ловко, и злобно.

      • «Красиво написанный» — да. Милославский вообще красиво пишет (стилист тоесть, Катаев нашего времени). В той же Russice-81, где его впервые прочитал, это уже бросалось в глаза.
        Но вопрос лояльности/нелояльности по отношению к ИБ для меня странен. Я ж говорил об одном — счас модно стало какашками покойного поливать (надменен, высокомерен, «мрамор сужает мою аорту» etc.) И практически ни слова просто благодарности.

        • Ну, это давно модно. Я посреди этой моды вырос. Ненависть к Бродскому (в том числе и в сочетании с поклонением ему) в ленинградской литературной среде царила — как в официальной, так и неофициальной. Об этой ненависти Милославский, кстати, очень хорошо и проницательно пишет. Вопрос «лояльности» встает в случае личного знакомства/облагодетельствования. Лимонов был нелоялен. Милославский лоялен. Я не могу быть лоялен или нелоялен, потому что от Бродского ничего — практического, я имею в виду — не получал. Я всего лишь высказываю свое мнение,

          • Олег, но Вы один из немногих стихотворцев, которые состоялись ВНЕ Бродского (есть в физике такое понятие — несмачиваемость). Большая часть так или иначе с ним коррелировалась. То, что Лимонов нелоялен — вопросы детских комплексов. Он мечтал, эмигрировав, что станет ТАМ поэтом нумер 1. Ан, место уже занято — оставалось только ненавидеть.
            По поводу моды — покойный Витя Кривулин свой некролог Иосифу написал за год до, и хранил в загашнике, пока тот правда не помер ;-(

            • Я — как и все прочие, думаю — обязан Бродскому прежде всего представлением о возможности — о возможности существования в иной чем советская культурной реальности. И я тут имею в виду не котельные, а стихи, возможность — в советских условиях — сочинения стихов, входящих в большой контекст русской поэзии, а не только в малый советский. Короче говоря, возможность быть «по большому счету», выйти за пределы «второсортности своей эпохи». То, что Бродский застил свет в окошке поколению, чуть младшему (и, вероятно, чуть старшему), чем он сам, — так это по-человечески понятно.Формы поведения при этом существенны. Под лояльностью-нелояльностью я в данном случае понимал элементы бытового поведения, свидетельствующие о том или ином качестве человеческого вещества.

            • Кривулин был человек игровой и почти всегда во что-то, точнее, в кого-то играл. В данном случае, вероятно, он играл в «западного литератора», хладнокровного делового человека, у которого всё разложено по ящичкам «про запас».
              Но сюжет — в разрезе «Восток — Запад» — смешной. В романе Куркова про пингвина герой пишет по заказу местной газеты некрологи на местных деятелей, которые затем скоропостижно погибают. Немецкие рецензии отмечали это как яркий постсоветский макабр, для западного человека непредставимый. Года три назад ко мне вдруг обратилась одна крупная швейцарская газета с просьбой написать некролог на Солженицына. У них, оказывается, есть банк данных. Я отказался, неуклюже мотивировав тем, что «у нас это считается дурной приметой», хотя у нас это как раз считается хорошей приметой.

              • И даже очень хорошей. Когда Платоныч ( В Некрасов) году в 75ом после аппендицита заболел тяжёлым воспалением, и никто не верил. что выживет, Синявский сел и написал некролог. Платоныч выжил. а Синявский ухмыляясь, молчал, только Марья говорила. «Нет, всё же Андрей немного колдун» Ну я вовсе не суеверен, но так весело было от этого!

          • Вы правы, Олег,Да, это просто зависть самая примитивная. В Питере даже лаялись, как мне передавали, «кто теперь первее( после смерти И.Б) Ну Кривулин. Ширали и прочие, к моему стыду, ребята из моего бывшего в шестидесятых лито…Тьфу!!!!

            • А, кстати, забавно, что дискуссия об Эдичке плавно перетекла в разговор о Жозефе. То-то, небось, наш Сальери (Эдичка тоесть) рвёт остатки волос на яйцах :)))

            • Я знаю про одного человека, который два раза сказал сакраментальную фразу «Теперь я первый!»: после отъезда Бродского — и после смерти Бродского. Не буду называть имени, с этого человека и всегда был спрос невелик, а сейчас и вовсе никакого. В нелояльном или неверном отношении к Бродскому его и вовсе не упрекнешь, но фраза была два раза сказана. И это человек совсем не поколения Кривулина или (вот еще один ной «предрассудок») Ширали — заметно старше.

              • Я догадываюсь. о ком — Вы…А это и Кривулин говорил, как мне передавали ( я в Париже с 1973 года) и многое понаслышке знаю.Сообщали все подробности дамы из того же бывшего моего лито…Подробные письма писали… А потом мы с Кушнером уже тут, когда он приезжал, долго на эту тему хохотали …Я уже говори вам про карикатурных завистников.кузминскообразного образа поведения…

    • Ну помилуйте, Милославского вашего после книжечки из десятка ХОРОШИХ стихов никто и в лупу не разглядит% романы чушь орнамент… Да кто он теперь. чтобы вообще о Бродском писать???

  3. В той же мере, в какой «насильно мил не будешь», cложно, располагая даже самой убедительной аргументацией, кого-то «разлюбить». Отдаю должное — ваша статья аргументирована и убедительна. Всё так или почти так . Но ничего не могу поделать — нравится мне Лимон . У Гольдштейна есть про это — мол, да, босяк, один из миллиона и т.д. Но ему одному из этого милиона удалось создать себе образ «героя». Смешного, какого угодно, но героя.

  4. И все-таки, при всем при этом, да-да, пи всем. Вот лично мне сильно важно, что он это написал, то как он написал. Не думаю что стоит даже задумыватся почему, и тем более объяснять. Но это просто было нужно написать. Ему нужно, нам, будущим эмигрантам нужно, бывшим жителям совка нужно и мне лично тоже. Для меня там психологии больше, чем литературы. В смысле она важнее. Этот роман, который вы тут ругаете, здорово подпадает по модный ныне жанр сказкотеррапии. Вот взял человек и написал про себя сказку (и не одну). Лечился он так. Потом этой сказкой многие лечились, от того и популярность. А ваша «ленинградская знакомая» решила свои «сказки» насочинять, но в процессе выздровела и стала просто жить. А что еще надо?

  5. Все верно.
    Был такой Ахто Леви, что ли. «Записки серого волка», в Роман-газете печатался (30 лет не читал и не вспоминал). Так у того и то была волчья харизма, обреченное чувство судьбы и рока. Герой — фатальность человеческого материала. И завидовать герою нечему. Из чего ни попадя героя в себе (и в лир. герое) не слепить.
    Да, именно — «наскоро слепленный горбатый».

    • Таких как Ахто Леви еще было несколько человек с похожей биографией писателей в советское время.
      Он ,конечно, самый яркий из них.
      Купил недавно в букинистическом магазине книгу Михаила Демина «Блатной».
      Демин — двоюрдный брат Юрия Трифонова.
      Демин попал с отрочества в уголовный мир, потом в 50-е годы ему удалось «завязать».
      И он стал советским писателем, но в конце 60-х годов поехал к своим родственникам во Францию и попросил политическое убежище.
      Жил в Париже, написал несколько книг про свое уголовное прошлое.
      По воспоминаниям вдовы Трифонова, бедствовал и якобы хотел вернуться в СССР.
      Есть хороший рассказ Сергея Юрьенена про встречи с Деминым в Париже.
      Ахто Леви в литературном смысле талантливее Демина.
      Неплохо бы его переиздать сейчас.
      У него помимо книг на уголовные темы еще есть хорошая трилогия о детстве.

      • Да что о Дёмине? Я знал этого алкоголика и халтурщика. Да и глуп был отменно. А на радио «Свобода» раз по пять его заставляли переписывать двухстраничный текс передач! …( я без предрассудков и потому максимы «хорошо или ничего» о мёртвых не придержиапюсь. А книга одна «Блатной/» её тоже из жалости кое-кто из свободских редакторов основатьельно перрепис… то есть правили.

        • Ну все равно книга Демина представляет исторический интерес.
          Он — брат Юрия Трифонова.
          Описан в одном из его романов.
          Семья интересная.
          Сейчас много издается книг людей с подобных биографиями.
          Наверно, им тоже кто-то помогал, переписывал.
          Как правило, читать их потом было невозможно все равно.
          Я слышал от Гладилина, что и многим диссидентам помогали написать мемуары профессиональные писатели в эмиграции.
          Вам про это известно?

        • А с Ахто Леви вы не пересекались?
          Из подобных книг мне как-то попалась недавно книга мемуаров Джабы Иосилиани.
          Бывшего «вора в законе», затем профессора-театроведа в Тбилиси в 60-80-е годы.
          Тбилисцы в конце 80-х мне сказали, что у него кличка «Профессор Мориарти».
          Потом стал главой военнизированной группировки «Мхедриони».
          Сидел при Гамсахурдия и при Шеварнадзе.
          Сверг вместе с бывшим скульптором и тоже уголовником Тенгизом Китовани Звиада Гамсахурдия в 1992-м году.
          Потом кроваво подавлял сторонников Гамсахурдия в Западной Грузии.
          Его «орлы» прославились зверствами среди гражданского населения.
          Потом уже отличились зверствами в Абхазии.
          В том числе массовыми изнасилованиями армянских, абхазских, русских и греческих женщин и девочек.
          Я был в Абхазии и мне рассказывали про изнасилования «мхедрионовцами» маленьких девочек.
          В ответ армяне, русские, греки и абхазы все пошли в партизаны.
          И в результате этих вояк из Абхазии выбили.
          При этом выгнали и гражданское грузинское население.
          И тоже жестко расправлялись с грузинами.
          Хотя про изнасилования грузинок я не слышал.
          Я в Абхазии часто бывал в 2000-х годах.
          Русские эмигранты, предполагаю, мало знают про грузинско-абхазскую войну 1992-1993-го года.
          Да и многие москвичи тоже.
          Я это к тому, что лет семь назад в Москве вышел автобиографический роман Иосилиани, написанный на русском языке.
          Пишет он о детстве в Тбилиси и о советских лагерях конца 40-х — начала 50-х годов.
          Написаны мемуары неплохо. С предисловием Льва Аннинского.
          Но, подозреваю, что и Иосилиани помогли.
          Какие-нибудь бывшие переводчики с языков народов СССР.
          Прозы и поэзии.
          Кто для журнала «Дружба народов» и одноименного издательства переводил тогда.
          Ваши ,так сказать, коллеги.

          • Очуеь интесно, Я многого не знаю, хотя Грузией всегда интересовался. А с отцом Гамсахурдии. историческим романистом и бывшим берлинским профессором был знаком.

            А вот коллегами моими называть всех этих «подстрочникоедов и джамбулотворцев» — это напрасно! Не коллеги они мне. — халтурщики и жулики. жадные до лёгкого зароботка!
            Им бы , как шутил Левитанский некогда. «две тысячи строк в месяц для перевода. но только чтоб нерифмованных!»

            • А вот, кстати, знаменитая формула Самойлова (передавал в свое время Миша Яснов): «Минута — строчка — рубль».

              Хотя чего не сделаешь пропитания ради. Я вот лично и с горноалтайского, и с мансийского, и с абхазского, и с башкирского, и с татарского, и с нивхского, и еще Б-г знает с какого «переваживал» в свое время, так что камнем ни в кого не кину.

              Думаю, по личному опыту, что занятие это в больших дозах и при долгих сроках опустошающее и разрушающее, хотя, конечно, люди бывают разные.

              Нам, слава Б-гу, много такой работы и не доставалось никогда, а тут и Соввласть кончилась с ее «дружбой народов».

                • Грузинский прозаик Иосилиани.

                  Автор трёх научных монографий, более 100 научных трудов, четырёх романов и шести пьес, которые были поставлены в грузинских театрах. Профессор Грузинского государственного института театра и кино. В переводе на русский язык вышли его романы «Три измерения» и «Страна Лимония». В автобиографическом романе «Страна Лимония» Иоселиани рассказывает о событиях своей жизни, в 2002 году он посетил Москву с презентацией книги.[4]. Лев Аннинский в журнале «Дружба народов» описал роман в своём эссе.[5] Полномочный посол России в Грузии Вячеслав Коваленко отметил по поводу выхода романа: «Он интересный, видимо, был человек, человек больших страстей, противоречий, незаурядная личность».[6]

                • Да вроде почти кончилось.

                  Его основой были темпланы советских издательств с заданными позициями по «национальным литературам», а также русские издательства в национальных республиках. Плюс журнальная необходимость.

                  Ничего такого сейчас не существует. Могу себе представить, что кое-где в «автономиях», по мелочи прирабатывают люди переводами из местного начальства (ну или там по дружбе), но массовым промыслом это, думаю, не является. Вот, бедному Рейну не удалось даже Туркменбаши распатронить на маленькую пользу…

                  Из моего опыта был смешной случай — в 90-х гг. позвонили и спросили разрешенияю (!) на использование наших переводов из небезызвестного Вам, вероятно, Ювана Николаевича Шесталова (который сейчас, говорят, бросил литературу, вернулся на нефтегазовую родину и работает там шаманом) в много(четырех-, что ли)томном собрании сочинений этого выдающегося писателя, выпускавшемся тогда для библиотечного пользования в Ханты-Мансийском АО и оплачивавшемся из средств какого-то нефтегазового концерна — не помню уже какого.

                  Но в целом, думаю, промысел этот ушел в историю — наряду с выпиливанием деревянных медведей и валянием валенок.

                  • Валенки были пролезнее… А стишата такие не грели…
                    А вот Шесталова я усаживал рядом с собой и заставля излагать все возможные и невозможные варианты каждой его строчки. А работа эта была страниц на 10-15 для каждого небольшого стишка.( 40 строк примерно)
                    «Хочешь чтоб я тебя переводил?- так сиди и работай со мной. Я тебе не Надя Полякова и не дудин какой-нибудь» и сидел Юван как телёнок и работал как вол…

                  • В Грузии и Армении вроде есть сейчас интересные прозаики и поэты современные, но очень сложно им пробиться теперь на книжный рынок.
                    Если только ты не кавказский эпигон Сорокина или не пишешь на гомосексуальные темы.

              • Совласть-то кончилась, но поэты и прозаики все же были хорошие в национальных республиках.
                Может не так много, но были.
                Не только «воры в законе» и жулики-феодалы партийные.
                Тогда у них был шанс выйти в мир через русский перевод.
                А сейчас уже практически нет.
                Издавать никто не хочет — не прибыльно.
                И переводчиков хороших нет.
                Я знаю, что некоторые хорошие поэты в 90-е и 2000-е годы переводили стихи имама Хомейни и поэиы о Ким Ир Сене.
                Собирались и лирику Туркменбаши переводить, но прогрессивная общественность шум подняла.
                И проект сорвался.

            • Я тоже интересовался Грузией всегда и часто там бывал до 1991-го года.
              У меня там есть друзья. В Тбилиси. Художники, писатели молодые.
              У них кто-то из знакомых погиб на войне в Абхазии.
              Трагедия в том, что туда отправились воевать наряду с головорезами и необсстрелянные студенты из тбилисских интеллигентных семей, которые в зверствах не участвовали и погибли почти все.
              Но с другой стороны, у меня есть и друзья в Абхазии. Тоже из интеллигентных семей. Художники, поэты.
              У одной из моих знакомых — красивой абхазской журналистки расстреляли в первые дни всю семью — отца, мать и брата.
              До сих пор не написаны объективные исторические труды о том, что происходило на имперских окраинах в конце 80-х — начале 90-х годов.
              И дело не только в советском дурном наследии, но и в том, что вылезли наружу темные национальные предрассудки и фобии.
              А насчет коллеги не обижайтесь.
              Формально и вы, и они занимались переводами.
              Самое страшное, что я подозреваю, что переписали роман Иосилиани не «джамбулотворцы», а ,возможно, хорошие переводчики и поэты.
              В 90-е и 2000-е годы многие хорошие поэты бедствовали сильно, если кому дети не помогали или не было лишней жилплощади, чтобы сдать.
              А так, я знаю, что многим достойным и талантливым писателям приходилось черти чем заниматься в эти годы. В том числе и «литературными неграми» подрабатывать для сомнительных авторов.
              Осуждать я их за это не могу.
              Гамсахурдия старшего ,кстати, многие мои знакомые из просвещенной интеллигенции не любили и тогда, и сейчас.
              И старшее поколение, и молодое.
              И как писателя, и как человека.
              Называли мне другие имена из своих любимых писателей грузинских.
              Не говоря уж о сыне.
              Всю семью не жаловали.
              Возлагали на них вину за формирование в 60-80-е годы идеологии нового грузинского национализма.

            • А профессору-уголовнику Джабе Иосилиани принадлежит знаменитая фраза — » Демократия — это вам не лобио кушать!»
              Много таких колоритных «демократов» с сомнительной биографией было на обломках Советской Империи в эти годы.

  6. Не всегда 🙂
    Просто хорошо помню опус магнум. И как раз недавно его вспоминала: формат как раз для ЖЖ. Впрочем, сейчас многие блоги циркулируют из интернета в печать — и обратно.

  7. Свет с Востока.

    «В сборник, подготовленный известным современным азербайджанским прозаиком Эльчином Сафарли, вошла повесть «Запрет на себя» — рассказ мальчика-гея с Востока о его невероятных мучениях. Это история о сопротивлении грязному быту, полная интимных подробностей, которые многих шокируют…»

Добавить комментарий