Того, кто летает, того, кто поет,
Чья глотка полна непроцеженных йот,
В чьих жилах от ветхого йода черно,
Не больно пьянит ветряное вино.

Недаром скакавший на ведьме с Хомой
Любви предпочел разговорец немой
Пупырчатых тварей, что в южной ночи
Топорщат друг в друга усы и лучи.

Ундина вольна, а колдунья мертва,
Но глупые призраки те же слова
Гнусаво твердят на языке другом,
И автор встречается с новым врагом.

Внутри некрошащейся полой луны
Ни сладкой галушки, ни голой жены,
Ни виршей, ни вишен, ни пышной земли,
А только кормленые нами нули.

Зеленая жизнь, я скажу не греша:
Ты в рыхлой постели была хороша,
Но речь о пространствах, где панна Луна
Бессмертна как ты и как ты зелена.

Невидимых дочек и скользких сынов
Она зачинает от вздохов и снов.
Ни крик петуха, ни церковный набат
Не страшен для ласковых лунных ребят.

1995