Виталий Пуханов: 29 комментариев

    • Нет, мне это слово в данном случае кажется неподходящим. Это люди советской эстетической и этической культуры, которая мне чужда.
      Консерватор, при том — не ругательство. Ходасевич был консерватор.

      • Здесь Сёма.

        Это — люди с чувством обостренной эстетической совести, которое поэту Пуханову — я говорю о данных стихах — явно изменило.
        И Ботвинник тут ни при чем, и советское.
        Стихи эти дурного вкуса и тона, как Вы ЭТО не слышите, хотя слышите Зоргенфрея :).

  2. я обойдусь без цитат из берггольц — меня это стих-е, как я уже писала, неприятно удивило на вечере, но я не либуркин, чтоб раздувать скандалы в общественных местах. пусть оно будет у автора, но читать его в петербурге — на мой вкус не есть красиво и правильно и уважительно по отношению к городу, а не к его нынешнему населению, прекрасному, молодому и сильнопьющему. правда, если бы я всё-таки пришла на вечер трезвой, то, возможно, я бы этот скандал и раздула. водка делает меня добрее и спокойнее.

    а ещё большое спасибо коллеге файзову, вывесившему текст на всеобщее обозрение, чтоб все его внимательно прочитали, и пуханов получил не от взбалмошной суховей на вечере, которая берггольц наизусть не цитирует, но что такое блокада — очень хорошо представляет себе — по опыту молодого психиатра-любителя, общавшегося с блокадниками и понимавшего, что это всё-таки за беда, которая так страшно меняет людей. сейчас многих из имеемых мной в виду, уже нет на свете.

    митя в своём комментарии также не лишён иронии, что, собственно и отражает его картину мира, в которой невозможна ситуация, когда этическое преобладает над эстетическим. я с митей (пока) не спорю, я разберусь с текстом.

    и тут уже приходится (да, я трезва и недобра, иначе в воскресенье утром быть и не может) таки-говорить об удачном — или неудачном тексте. Цитирующие берггольц люди говорят в первую очередь об этическом аспекте, не особо влезая в эсетический. Иными словами, они не врубились. Я попробую разобраться именно с эстетическим, но не с позиций того, что мой этический аспект мне чем-то мешает.

    Текст Пуханова явно переходный — от шокирующей полуабсурдистской каденции «в ленинграде в сорок третьем кто-то съел тарелку щей». дальше в этот ряд что-то эквиритмическое типа «видел гитлера с хвостом» уже не должно идти, как не должно быть абсурда иного рода типа «строят дом грудные дети». (я щёлкнула в текст и поняла что вру цитату, сокращая — по-гаспаровски — исходный текст).

    Так вот, дальше текст построен на плохоуловимом сюжетном изменении, трансформации типа Чёрной дыры (время и пространство поменялись местами, и в общепринятой системе координат исчезли из поля зрения), этакой фантреализм получается. При этом время начала — от прибытия милиции к тем, которые едят, до, собственно, «здесь другое измеренье». неясно где всё начинается. нет этого «ап!».

    Беда (т.е. ошибка Пуханова, подключающая этический аспект) в том, что эта трансформация описана слишком многозначными и в силу этого — обессмыслившимися словами, и поэтому эти слова поняты не всеми читателями, в т ч критиками именем Берггольц. Я имею в виду «другое измеренье» и «что мы сделали с собой» — можно и ещё найти.

    Хорошо, допустим, мы прочитали этот текст — правильно, и фантреализм в нем нашли. Но у фантреализма-то тоже есть своя российская-советская история, в частности произведения ленинградца Вадима Шефнера, который в этом ключе темы блокады никогда не касался. Круг замкнулся.

    И ещё — фантреализм должен исходить от реалистичной, а не абсурдизированной картины мира. То есть, в тексте слишком много приёмов, которые нейтрализуют друг друга, текст одними воспринимается как невнятный и провокативный, другими воспринимается как иронический, и наиболее продвинутым прочтением текста было бы действительно приблизить его буквализму берггольц, где, на общечеловеческий взгляд — абсурд без трансформаций (или трансформации без абсурда), а на ленинградский взгляд — документ.

          • Вы не вполне здоровы, кажется. У всех у нас половина родни в блокаду умерла, а у кого и больше половины. При чем тут «с какого времени»?

          • Моя семья живет здесь с 1972 года. И что?
            Десятки моих родных погибли во время Холокоста. Но я не считаю, что про Холокост могут писать только родственники жертв, или — только евреи. Или что евреи могут «цензурировать» художественные тексты про Холокост.

          • >Но я не считаю, что про Холокост могут писать только родственники жертв, или — >только евреи. Или что евреи могут «цензурировать» художественные тексты про >Холокост.

            Я этого и не утверждал. Спасибо за ответ.

          • с 1910-х-1930-х
            что собственно и неудивительно для ХХ века.

    • Четырехстопный хорей с парной рифмовкой жжмм — исторически всегда был размером веселых песен, изначально евангелических немецких гимнов. На русской почве традиция писать «песенные» и веселые стихи Х4 жжмм устойчива со времен Ломоносова (он, известно, подражал немцам) и закрепилась до самого 20 века. Такая ритмика изначально воспринимается как «веселая, подвижная» — т.е. органичная именно для именно такого семантического ореола.
      Я — не ленинградец, но прожил в этом городе 4,5 года и могу сказать, что о блокаде так нельзя.
      Либо нужно быть свидетелем — как Берггольц — тогда есть моральное право. Этику с эстетикой я не трогаю, потому что это пахнет философствованием, схоластикой и мудрствованием.
      А тут все просто.
      Тем, кто не знает что такое Ленинград — не понять. А кто знает, тот понял, о чем я.

      • последняя фраза — и есть этическое отношение. некий сверхсмысл, нависающий над смыслом. лениград нулевых это среднепарижск. ленинград 80-90-х — в нем это чувствовалось вживую.

        • Ленинград — это еще и люди. Я могу согласиться, что в 80-90 это чувствовалось «в воздухе» острее. Особенно коренному жителю. И все же я жил целый год на Ваське, снимал комнату у стариков-блокадников. Среднепарижск заканчивается в первой же подворотне от Невского.

          • Ну это смотря какая подворотня и где.
            Особенно хороши дворы, ведущие от наб. р. Фонтанки вглубь со сквозными выходами на Графский пер. Там — на небольшом, но замкнутом пространстве — ни рекламы, ни магазинов. Только старые настоящие столетние ленинградские дома, высоченные арки. И старые фонари на цепях. И люди какие-то неухоженные, и машины старые.
            Ну, может мне показалось только.
            Речь-то о семантическом ореоле метра. См. Гаспарова.

          • Как раз Гаспаров пишет, что этот ореол условен.
            В данном стихотворении содержится ссылка на «Над Невой» Зоргенфрея. Не слишком веселые стихи.

          • В каком-то смысле любой ореол условен.
            Да. Ссылка на Зоргенфрея есть. Вы правы.

        • Я могу доверять только Гаспарову, на которого ссылался по памяти. И, возможно, был неточен.
          Немецкого языка не знаю. Но вот, кажется Х4, хотя я могу ошибаться:

          Nicht wir haben dich erwählet,
          du selbst hast unsre Zahl gezählet
          nach deinem ewgen Gnadenrat;
          unsre Kraft ist schwach und nichtig,
          und keiner ist zum Werke tüchtig,
          der nicht von dir die Stärke hat.
          Drum brich den eignen Sinn,

          Х4 — размер пусть с относительным, но имеющим продолжительную традицию семантическим ореолом. Х4 — песенный размер, размер фольклорных стилизаций. И каталектика вторична по отношению к метрике. Он может быть и грустным, и веселым. Но суть не в этом.
          Голос автора важнее. Ритмическая отсылка к стихотворению «Над Невой» Зоргенфрея, как справедливо указал Валерий Шубинский — здесь намного важнее.

          Вам, наверное, известен эксперимент Е. Невзглядовой со стихами из цифр.
          Они дают чистый ритм, без семантической нагрузки, и этот ритм очевидно несет эмоциональный ореол.
          Я Вам ссылку дам, на всякий случай, вдруг вы не знаете.
          http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2004/10/nev15.html
          Все сложно, на самом деле. Тарановский не просто так поставил вопрос об органичности или историчности того или иного устойчивого семантического ореола метра. Правда, в связи с Х5.

        • Тема уже исчерпана, семантика метра — очень сложный и неоднозначный механизм культурной памяти. Есть много страшных и тяжелых стихов, написанных Х4.
          Но прецедентные тексты пока еще не отменяют общую тенденцию. Иначе откуда взялось столько людей, которых задел именно ритм текста? Сработал механизм культурной памяти. С детства все песенки на Х4. Как под горокой, под горой,
          прыгал заинька косой… Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик… и т.д.
          В финале «Двенадцати» отчетливо слышится маршевый ритм Х4. Они, собственно, и маршируют. Весело или подвижно, ну я не знаю. У финала «Двенадцати» есть несколько равноправных, но противоположных по смыслу прочтений.
          Главное, что тема, из-за которой весь сыр-бор, исчерпана.
          Я согласился с Валерием Шубинским, в чьем дневнике мы сейчас имеем возможность разговаривать, и признал, что текст действительно ритмически и тематически перекликается со стихотворением «Над Невой» Зоргенфрея, то есть, по сути, признал, что я был неправ.

          • Простите, если поспел к шапочному разбору и вопрос уже не актуален — но Ваш ответ все же требует уточнений. Я соглашусь, что ассоциация со звонкими детскими стишками подсказана в обсуждаемом тексте не только ритмом, но и лексикой, особенно в начале; однако предельно резкий контраст между ритмическими ассоциациями и содержанием представляется мне законным и многажды опробованным стилистическим приемом. Из того, что сразу приходит в голову и имеет отношение к теме: страшный «Снигирь» Липкина о расстреле евреев в Польше («Видимо, ветер вертит пластинку, / Думать не надо, плакать нельзя…»), где Державин переходит в шлягерную «Тум-балалайку» — и ни первое, ни второе никого, смею думать, задеть не может. Или плясовые и мазурки в «Кадеше» Галича — и т. д. и т. п. Интонация обсуждаемых стихов — жесткая, скорбная и менее всего легкомысленная, и не замечать этого, по-моему, невозможно. К ним можно предъявлять претензии эстетического порядка, но отнюдь не этического.

          • Согласен, что контраст ритмом и смыслом — старый добрый приём.
            Но попробуйте рассказать это стихотворение оставшимся в живых блокадникам.
            Или людям, для которых эта тема — не пустой звук. (родственники и проч.)
            Может, лет через 40-50 такие стихи в Питере уже не вызовут столь бурную реакцию.
            Это отдельно взятое стихотворение Пуханова ничего особенного из себя не представляет, оно слабенькое. И противненькое. Не слышу я большой скорби в нем, хоть убейте меня. Это игра и имитация. Весь шум из-за непозволительной интонации,неприкосновенной темы (в который я, на свою голову, ввязался) — суета и томление духа, право дело.
            А контраст и внутреннее напряжение, да, все это имеет право быть и т.д.
            Я не претендую на объективность.
            Путь это будет мое личное читательское мнение.

          • «Слабенькое и противненькое» — даже вне этических коннотаций — sic

    • Я как раз безоценочно.
      Но это же факт, что из самого Ленинграда — от послеблокадных поколений не вышло о блокаде ни одного именно художественного текста (кроме откровенно ангажированных). Это о чем-то говорит? Скажем, был момент, когда я мог позавидовать мобильности Курицына — мы вот молчим, а он взял и написал роман, — но скоро почувствовал: так и надо, это его, не мое. Блокада — в плане художественной рефлексии объект не для ленинградцев.

      • «Ленинградский апокалипсис» Даниила Андреева.
        Замечательные стихи Елены Шварц, которые совпис Семен Ботвинник в 1985 году обвинял в «кощунстве» (блокадные дети сравниваются с «мошками в янтаре»).

        • (Прошу прощения: послал ответ с чужого компьютера и чужого адреса, а потом стер).
          Так вот, я ж о послеблокадных поколениях. А Даниил Андреев сам, говорю, в ленинградскую землю закапывал. Можно и Глеба Семенова стихи вспомнить. И других очевидцев.

          Елена Шварц — да. Но, мне кажется, она во всем исключение; здесь тоже.

Добавить комментарий