С дачи: новости, наблюдения и вопрос

Мы тут в недалеких и невысоких горах Таунус на недельку — по грибы, по ягоды, выпить-закусить. Картин местной натуры и культуры от меня не ожидайте — не будет. Их и вообще больше нет в этом журнале, даже старых — коварный ресурс IMEEM, на котором хранились мои фотографии, безо всякого предупреждения отменил к чертовой матери хранение изображений, так что из журнала исчезли все картинки за последние года полтора. Даже коллекция американских заборов! Самопонятно — можно перенести фотографии в другое место, но вряд ли в ближайшее время я засяду за восстановление всех этих записей. И новые ставить неохота. Разочарование в визуальном. Вот что мы imeem в результате — чисто текстовой журнал.

Это как бы новость — технического порядка.

Теперь вопрос, отслоившийся от написания колонки о Пу Сун-лине:

В немецкой википедии о нем сообщается: «китайский писатель монгольского происхождения«. Может, кто в курсе: с каких это щей монгольского? У академика Алексеева я такого, кажется, нигде не читал.

Наблюдение 1 (точнее, вывод на основе жизненных впечатлений):

Никаких грибов на свете не существует, за исключением объеденных слизнями моховиков на кривых ревеневых ножках. Слизни эти — морковного цвета и чудовищного размера какахи из мокро-пупырчатой резины, именуемые по-немецки донельзя поэтически: «нагие улитки» (Nacktschnecken).

Или скажем осторожнее: вероятность существования каких-либо грибов, кроме см. выше, я расцениваю значительно меньше вероятности высадки американцев на Луне, в которую, как известно постоянным читателям этого журнала, решительно не верю. (Кстати, сорокалетие этой грандиозной инсценировки недавно отмечали с новыми поддельными роликами, поскольку старые, т. е. «подлинники» — само собой разумеется! — совершенно случайно пропали в архивах).

Наблюдение 2:

Наконец-то обнаружились доказательства издавна провозглашаемого прогрессивными филологами факта, что филология является точной наукой, как физика или химия. Рассуждение такое:

Понятно, что маститый физик или там химик какой-нибудь вполне может быть «по жизни» набитым дураком и/или вздорным, примитивным и бескультурным хамом. Скобарем, согласно нашей терминологии. Теоремам евонным или реакциям это никак не мешает. Может и не быть. Несколько публикаций последнего времени привели меня к окончательному формированию убеждения, что то же самое действительно относится и к литературоведению, например и прежде всего эта. Наиболее деликатно и в то же время недвусмысленно выразился в той же связи Роман Давидович Тименчик (за указание благодарю Дм. Вл. Кузьмина)

Точно так же есть эпохи, когда искусство описания обгоняет то, что описывается. Скажем, научное творчество того же Жолковского значительно более продвинутое и содержательное, чем художественное творчество Жолковского, — просто чтобы на примере одного и того же человека показать, как это не обязательно синхронно.

Должен, однако же, отметить, что совершенно несогласен с объяснением Романа Давидовича насчет того, что «искусство описания обгоняет…» и т.д. — т. е. что литературоведение современное передовее и интеллектуально качественнее, чем современная же литература. Оно, может, и так, разбираться сейчас не станем, но приведенный — и блистательно, как уже говорилось, сформулированный пример Жолковского к этому объяснению никак не подходит. Что этот пример блистательно описывает, так это проблематику литературного самовыражения маститых (и не очень маститых) советских литературоведов, волна которого порождена была — это моя гипотеза, мне приходилось уже ее высказывать — т. н. тихой революцией сферы сервиса, являвшейся социальным содержанием поздней советской эпохи. Таксист стал (и чувствовал себя) главней ездока, официант — едока, продавец — покупателя, а редактор, критик, литературовед — главнее писателя, которого должен был обслуживать. И в конце концов восстал — перешел, так сказать, к замкнутому циклу, обслуживая только себя и себе подобных. А публике пришлось обслуживать себя самой — делаться бомбилами, торговать в ларьках… в том числе, и писателям пришлось заниматься литературной критикой. Когда-то я уже высказывал свое убеждение, что в России критиками должны быть только поэты, потому что поэты в России умнее прозаиков, а прозаики — критиков и литературоведов. Одна из причин сложившейся печальной ситуации — восстание советской сферы обслуживания — описана выше. Разумеется, нужно оговориться (в хорошие времена, вероятно, не пришлось бы, а сейчас нужно), что речь идет о статистических явлениях. Отклонения в ту или иную сторону всегда бывают, поэтому если вы хотите защитить от меня вашего любимого литературоведа, критика или прозаика, то не торопитесь — именно его я и считаю исключением из сформулированного выше правила.

В результате перехода некоторых маститых и не очень маститых литературоведов к самообслуживанию, т. е. к созданию на основе последних достижений науки литературных текстов и объявлению их на основе последних достижений науки наиболее соответствующими последним достижениям науки, у нас появилась возможность познакомиться с крупными и некрупными учеными, так сказать, на личностном уровне (что, в целом, вовсе необязательно — я бы, например, легко обошелся и действительно легко обхожусь без знакомства с личностью академика, например, Виноградова, которого считаю гениальным человеком и — наряду с Тыняновым — одним из немногих литературоведов ХХ века, которые были способны на порождение магистральных, поворотных мыслей, а не просто догадок, разработок, наблюдений, сопоставлений, чем занята — и правильно делает, что занята — честная литературная наука). Некоторые из наших крупных ученых оказались вчуже приятными и умными людьми, и даже личностями трагического масштаба и, соответственно, интереса (как, например, М. Л. Гаспаров), а некоторые — совсем наоборот. Ну, совсем как химики какие-нибудь или физики. И таким образом — литературоведение является точной наукой. ЧТД.

Может, тогда и поэзия является точной наукой? — спросят меня некоторые и укажут на многочисленные публикации «крупных современных поэтов» — как в стихах, так и в критической прозе — которые сами по себе, несомненно, способны подтвердить в этой логике вышеприведенное утверждение. Не буду заводиться с примерами — некоторых я уже раз или два касался, некоторых (еще или уже) нет, но ответ мой не нуждается в частных примерах, да и слишком много их — неупомянутым будет обидно.

Скажу попросту так:

Если оказывается, что большой поэт — большой дурак, то это всего лишь означает, что его напрасно считают большим поэтом.

Большие поэты дураками не бывают, подчеркну я еще раз. Это утверждение важно и практически — для запутавшихся в современных литературных репутациях людях. Насчет стихов иногда трудно не поверить знающим людям — насчет зернистых мыслей из пробирной палатки, которыми нас ежедневно обогащают новые Козьмы, затрудниться труднее. Буду рад, если помог.

Пока, кажется, всё. Пошел пить чай с вишневым вареньем на поляне под яблоней.

С дачи: новости, наблюдения и вопрос: 24 комментария

  1. Огромное спасибо, особенно за это: «Если оказывается, что большой поэт — большой дурак, то это всего лишь означает, что его напрасно считают большим поэтом. Большие поэты дураками не бывают..»
    Абсолютно с Вами согласна, и рада этому :))

  2. Ой. Где? Где — про сервис? Хочу почитать. Спасибо огромное, Олег. Я ушла из критики, хлопнув дверью, сказав именно об этом, но не так элегантно.О том, что все литературоведение выросло из необходимости классифицировать Александрийскую библиотеку, и что мы — только обслуживающий персонал,о чем благополучно забыли; советский сервис (слово именно это было; к тому же, единственная страна, где разделяется критика и литературоведение, — что хорошо сейчас, не обязательно хорошо потом).

  3. В аналогии со сферой услуг у Вас, конечно же, неувязка. Диктат производителя услуг в позднесоветское время привел к тому, что сами себя стали обслуживать потребители услуг, а не производители. Когда поэты сами на себя пишут критику (что тоже не редкость) — это как раз то самое. А когда критики пишут то, что имеет целью быть предметом их работы — это аналогично другому экономическому явлению, когда, скажем, нефтедобывающая компания скупает НПЗ, потом бензоколонки, потом автомобильный завод.

    • Нет, неувязки у меня нет. Это два раздельных цикла. Сначала сфера сервиса стала тайной (поскольку явной была партхозноменклатура) высшей стратой позднесоветского общества. Поскольку услуг было мало, и они были самым ценным ресурсом этого общества (важнее вещи как таковой было доставание вещи, что уже не вещь, а услуга), то их хватало только на более или менее ограниченный круг людей. Естественно, что это были «свои». И в этом цикле они выступали во всех ролях — в этом и смысл моей аналогии.
      Потребителям пришлось как-то компенсировать это собственным циклом — самообслуживанием своего рода. И, соответственно, тоже выступать во всех ролях.
      Во всем этом не было бы ничего страшного — человек вообще должен выступать во многих ролях внутри общества, но советские общественно-экономические структуры это, т. е. эмансипация сферы обслуживания, полностью разложило.
      Ваш же пример — это пример обычного монополизма. Это, конечно, в экономике нехорошо и должно предотвращаться. Особенно в книгоиздательстве и кноготорговле этп плохо. Издательствам следовало бы полностью запретить владение оптовыми книготорговыми фирмами. Но к моему примеру особого отношения не имеет.

      • В глазах другого — это, так сказать, субъективное-объективное. В глазах другого, в своих глазах… Каждый человек сказал в своей жизни, а то и сделал, ряд глупостей, что его дураком еще не делает.

        Но вообще, конечно, все эти определения — вещь очень уязвимая, это понятно. И дальше начинается: дурак, недурак. Сам дурак. От дурака слышу.
        Я и вообще избегаю пользоваться этими категориями и буду дальше избегать, но в данном случае уж больно было живое непосредственное чувство.

        Дурак — вообще понятие относительное. Но не для каждого отдельно взятого человека. Если я считаю кого-то дураком, то и считаю. Но то же касается и понятия «большой поэт».

        • конечно, конечно.
          в моём вопросе не было несогласия, чистое любопытство.
          определение дурака вообще тема очень интересная и сложная.
          Наполеон — умный человек? Дурак, что сунулся в Россию?
          Лев Толстой поучающий крестьян как правильно жить — дурак?
          Ну и так далее.

          • Вообще, кажется, поступки и слова вещи разные. Умные люди часто делают глупости — хотя бы потому, что живут в мире, устроенном… не по уму. Наполеон был неглупый человек, но его, конечно, закружило.

            А Льву Толстому почему бы не поучить крестьян жить. Всяко хорошо они не жили. Толстой был как раз самый умный человек из всех русских писателей, на том и жил. Пушкин был еще умнее, но он это не смешивал ни с литературой, ни с жизнью, где — хороший пример этой основополагающей разницы! — делал сплошь глупости, опасные для себя и окружающих, но никогда их не говорил.

            Речь же не идет о том, чтобы у людей не было идей и заворотов и всего прочего, чтобы они жили в рамках бытового здравого смысла только.

            Речь идет, конечно, об особом ощущении — слушаешь, слушаешь, и вдруг понимаешь — батюшки, кого слушаешь.

            При этом глупостей они обычно не делают никаких «по жизни», и все у них хорошо…

            Ну, мы, конечно, тут смешиваем разные значения слова «глупость», и вообще, как все на свете, это требует отдельного исследования с классификацией, чем заниматься все-таки… смешно.

          • А что такое дурак? Вероятно, это четко выраженная позиция по какому-либо вопросу, вызывающая резкое неприятие противниками такой позиции. Получается, что быть дураком означает готовность иметь собственное мнение. И наоборот, тот, кого никто не назовет дураком, не имеет ровно никакого мнения по любому вопросу. Возможно, из осторожности.
            Может ли быть поэтом тот, кто не имеет никакого мнения? Вряд ли.

    • Почему Блок? Блок был человеком, даже, может быть, с излишне развитым здравым смыслом. Другое дело, что у него по временам было больое душевное нездоровье.

      Я говорю о самых обычных бытовых вещах — о впечатлении по письмам, статьям, воспоминаниям.

      У Пастернака действительно бывают иногда нестерпимо глупые стихи, но сам по себе он был человеком неглупым и хитрым. Впечатления Козьмы Пруткова все-таки не производил.

      • У Блока как раз в дневниках есть моменты страшной, ослепительной глупости. Есть, правда, и умные страницы. Я думаю, ты имеешь в виду не ум как таковой, а значительность личности. Незначительным человеком большой поэт в самом деле быть не может.

        • И даже не это, собственно. И что, собственно, значительный человек. Был ли, например, Мандельштам в быту, «по жизни» значительным человеком. Очень хотел быть и очень старался, поэтому выгглядел часто глупо, особенно, когда времена и соответственно понятия о значительности поменялись.

          Но мы углубляемся в такие дебри, какие, собственно, для нашей коллизии совершенно ненадобны. Я говорил о случаях, простых, как редька — о случаях систематической, многолетней трансляции откровенной напыщенной и примитивной ерунды.

          • Про Мандельштама я нечто сходное писал и только что повторил в «Ходасевиче» — что он был Арлекином, пытающимся выдать себя за Пьеро (а на практике это был «вагонный анекдот», старающийся вести себя «молодым Державиным»).

Добавить комментарий