Читающим по-немецки

Я не собирался писать о Д. А. Пригове — и тем более по-немецки, и тем более в некрологическом жанре. И жанр я этот не люблю и не люблю его любителей…

Но из «родной газеты» очень попросили… Я отказывался, ссылаясь на вышеупомянутое, но в конце концов они спросили: «Но вы же хорошо к нему относились?» — «Да». — «Ну, вот видите!»

И действительно (подумал я), получается как-то не по-человечески. И согласился.

Наверно, все же это правильно — высказать вслед ушедшему человеку мысли и чувства, вызванные его уходом. Конечно, если у тебя они действительно возникли. И если говоришь то, что действительно чувствуешь и действительно думаешь. И действительно о нем, а не о себе.

Ох, и все равно не хотелось бы заниматься этим часто…

Читающим по-немецки: 29 комментариев

    • Ну нет, ну что Вы. Наверняка очень многие сделали это гораздо лучше меня. Если речь идет о некрологе или о воспоминании. Я просто подумал мысль, которую думал, собственно, еще до смерти Д. А. — что человек, при жизни ближе всех в России подошедший к осуществлению идеи «смерти автора», по смерти останется именно что автором сотни любимых народом стихотворений — текстов. Что самой своей смертью Д. А. утвердил «жизнь автора». Не знаю, понравилось ли бы это ему — думаю, не больше и не меньше, чем всякая другая «дискурсивная штука», но я так действительно думаю.

        • Даже не знаю, чем Вам помочь. Автоматические система перевода с немецкого на русский, по моим наблюдениям, довольно плохи. Пользоваться ими для перевода более или менее сложных текстов я бы не рекомендовал.

          То, что касается «парадокса Пригова» (с моей точки зрения, конечно) я изложил в комментариях выше.

          Существенно еще, пожалуй одно: ни в коем случае он не был циник. Он верил истово в «постмодерн», служил ему службы как посвященный жрец, а не просто кричал кикиморой для нашего и своего развлечения. Это очень русское свойство, я полагаю: поверить в какую-нибудь западную выдумку и воплощать ее с такой последовательностью и убежденностью, какой сами выдумщики — обычно скучные профессора — даже и представить себе не могли.

      • Любимых народом? И даже сотня?
        Давно ли вы были в России, Олег?
        «Народу» (смотря что еще понимать под этим словом — в данном случае это небольшое количество представителей интеллигентской и полуинтеллигентской средаы обеих столиц и крупных областных центров) известны от силы 5-6 текстов Д.А.П. — о зажариваемой курице, Милицанере, Куликовской битве и проч.
        Боюсь, что и у Пушкина пользуются общенародной любовью отнюдь не сотня, а какие-нибудь 8-10 стихотворений, и количество их с каждым обновлением народонаселения становится всё меньше.

        • В России я был сравнительно недавно, но сюда это совсем не относится.

          «Любимых народом» — оборот речи, не больше, и означает «популярных». Популярных и застревающих в памяти у … многих, скажем так. Описанная Вами группа составляет небольшой процент к народонаселению, но в абсолютных цифрах — это очень много людей. А 5-6 или сто — в данном случае несущественно. У одного одни 5-6, у другого другие. Если бы мне дали составлять книжку Пригова, то это было бы 40-50, я думаю.

          Мне кажется, Вы вносите в слово «народ» какое-то излишнее и излишне драматическое значение, практически во вкусе 19 века или же в советском вкусе (что пракзически одно и то же, но с соответствующими упрощениями) — Народ. или даже НАРОД. Ни во что такое я не верю. Полагаю, что это социологическая и политическая фикция. Спорить об этом не буду, сказал только затем, чтобы пояснить, что в данном конкретном случае не вкладывал в это словосочетание ничего, что имело бы отношение к этому понятию «народа».

      • По-немецки, к сожалению, не читаю — но с высказанной мысль согласен полностью. Я нечто подобное ему говорил при жизни (и писал). ДСП, как водится, загадочно улыбался.

  1. Интересно, что я в связи с его смертью думал именно об этом же. О том, что человек всю жизнь настаивал: контекст важнее текста, а своим творчеством доказал скорее обратное.
    Но лично я знал его мало. Раза два всего разговартвали, оба раза в большой компании.

  2. Прочитал, спасибо. Читал без словаря (под рукой не было), поэтому понял не всё, но главное понял, кажется. По-моему, парадокс смерти автора, о котором Вы написали, можно отнести к большинству концептуалистов (если вообще не постмодернистов). Но у Пригова авторство прорастало ИНТОНАЦИЕЙ, а не другими состовляющими сложного комплекса «автор». И интонация его была очень такой по-человечески располагающей.

    • Парадокс не «смерти автора» (ато не парадокс, а культурфилософская теория Барта, Фуко и Ко), а парадокс жизни Пригова интересовал меня.

      Я пересказал выше в комментариях основные свои соображения по этому поводу(простите, не умею давать ссылки на отдельные комментарии).

      • Под парадоксом «смерти автора» я подразумевал то, что Вы назвали парадоксом Пригова. Что реальных авторов, воплощавших идеи постсруктуралистов, можно было привести в качестве опровержения тех самых идей (и такие разговоры были, насколько я помню). (А можно и в качестве подтверждения — как посмотреть)

        • Не знаю, про кого из «реальных авторов и т. д.» я мог бы написать то же самое.

          На мой личный взгляд, большинство из них действительно вполне подтврждает идеи смерти автора и растворения текста в контексте.

          Пригов — особая статья, и не только по таланту, но и по степени укорененности в русской литературной традиции, что звучит диковато, но так оно и есть.

          • >по степени укорененности в русской литературной традиции

            об этом мне было бы очень любопытно услышать подробней.

            Я догадываюсь, что Вы это не в смысле «детей капитана Лебядкина» (?)

          • >смерти автора и растворения текста в контексте

            А Рубинштейн растворяется в контексте? В каком тогда? Мне, вообще-то, кажется, что никто из них особенно не стремился в контексте раствориться, никто не мечтал замочить Автора и что таких уж истых и последовательных постмодернистов среди литераторов не было. Среди художников — может быть, но Илья Кабаков — вряд ли, Андрей Монастырский (люблю иногда почитать его стихи на сон грядущий) — тем более. По-моему, это могло быть скорее желанием как-то вписаться в международный контекст, как он тогда понимался (о результатах и о самом контексте я не берусь судить).

            Сорокин был (сейчас об этом смешно говорить) наиболее последователен. Но большинство его текстов очень сорокинские — что говорит о том, что никогда он не был да и <>не пытался быть виртуозным стилизатором.

            Мне кажется, Вы преувеличиваете их постмодернистское рвение. Вот Слава Курицын — пытался стать Правильным Постмодернистом — не могу обойтись здесь без значка «;)»: 😉

Добавить комментарий