Текст 1992 или 1993 г.,

переданный тогда же (уж не знаю каким образом это оказалось возможным) по радио ««Свобода»». Я его не правил особо, слегка только почистил и ввел несколько пояснений в местах, тогда казавшихся не требующими пояснений.

Текст, к сожалению, все еще актуальный. Еще двадцать пять лет примерно будет актуальным (если мы исходим из сорока лет блуждания по пустыне с целью дождаться полного вымирания рожденных в рабстве, как нас учат мудрецы о смысле блуждания евреев после бегства из Египта). А может, и дольше —- продолжительность жизни все же заметно увеличилась.

Текст этот — не повод для полемики (вступать в которую не стану), а повод для собственных размышлений (если найдется кто-либо, к ним наклонный и способный).

О НЕАДЕКВАТНОСТИ

Иногда мне кажется, что главное несчастье России и российского человека, несчастье, из которого проистекают и большие исторические катастрофы, и мелкие личные неприятности, — это умение выдумать самого себя, причем попервоначалу из каких-нибудь серьезных, взрослых, политических соображений, а потом в эту выдумку по-детски самозабвенно поверить. И хитрые выгоды оборачиваются в конце концов дурацкими пенями и проторями. За примерами ходить недалёко — выдумали в свое время большевики про «Союз нерушимый республик свободных» и обдурили множество народу, развязали себе руки для территориальных захватов, восстановили по площади Российскую империю и увеличили ее. Я бы даже сказал, преувеличили ее (но не намного). Но вот настало время ранней дряхлости и необходимости (или того, что они по скорбности ума своего сочли необходимостью) что-то отдать и уступить. И что же оказалось? Так они сами поверили в свои лозунги — в конституции всякие, в административно-территориальное членение СССР, что распад “империи” состоялся под видом добровольного рассоединения «свободных республик» — с дележом имущества, с сохранением параноидальных границ, прочерченных с иезуитской нелепостью и тому подобного. Кто знает, если бы руководители России и российское общество оказались в состоянии вовремя сказать другим, а главное себе: «Да, СССР был Российской империей, да, мы вас завоевали, держали в кулаке семьдесят лет, дурили вам голову всякими идеологическими дымовыми завесами — а теперь всё, мы устали, больше не можем, не хотим, особенно не хотим вас кормить, отпускаем вас на волю вольную, катитесь колбаской по Малой Спасской — но только на наших, а не на ваших условиях» — это было бы не совсем правдой, потому что на самом деле СССР не был Российской империей, но, может быть, не пришлось бы делить черноморский флот, и армия бы спокойно стояла в Прибалтике еще лет тридцать, сколько бы там вольноотпущеннички выторговали, и с границами можно было бы как-то уладить, хотя бы насчет Крыма, и автономии, не рассчитанные на употребление, отменить, и не происходил бы нынче этот кровавый парад абсурдных суверенитетов. Но горбачевы и прочие скорбные умом исчадья комсомольских бань оказались зачарованы собственной пропагандой, тупыми заклинаниями своих партсобраний, и мы имеем то, что имеем.

Предприятие, руководство которого само верит в свою собственную рекламу, разоряется.

Этот исторический фокус прослеживается и в собственно российской истории — империя оказалась в каком-то смысле жертвой екатерининской мечты о Константинополе и проливах под соусом великого православного царства. Имидж защитника славян и третьего Рима привел Петербург к первой мировой войне — ненужной, невыгодной и стыдной — а следовательно и к семнадцатому году. Еще глубже: Третий Рим, а четвертому не бывать — теологически сомнительный, а политически выгодный лишь в очень конкретных обстоятельствах Московского Великого княжества лозунг, который бы и был ничем не хуже любого другого, если бы в него не поверили те, кто его выдумал. Феномен русского самозванчества, проходивший по российской истории лейтмотивом — тоже отсюда же: собственная вера как окончательный критерий реальности превращает эту выдуманную реальность в госпожу над ее созидателем. Кем бы ни был исходно Лжедмитрий, он действительно был сыном Ивана Грозного, потому что поверил в то, что он его сын.

Применительно к человеческому поведению это качество называется бытовой неадекватностью — когда человек держит себя в соответствии с тем, что он сам о себе думает, и априори считает мнение окружающих о себе точно таким же. До поры до времени окружающий мир позволяет себя так интерпретировать, но к какому-то моменту количество недоброжелателей, завистников, дураков, то есть лиц, выходящих за пределы интерпретации, доходит до качественного предела, и начинается кризис самоидентификации — индивид осознает, что он и мир не одно и то же. Мы наблюдаем этот процесс сейчас у целой России как общественного и культурного организма. Тотальная личность и тотальная культура не могут существовать долго с таким зазором между собой и миром, и поэтому в очередной раз принимается решение переделать мир — после, конечно, неудавшейся попытки переделать себя. Себя переделать не удается, поскольку реальная деятельность не производится, а происходит просто переназывание. Неадекватность начинает нарастать снова.

В русской культуре архетипическими прообразами адекватного и неадекватного человека являются соответственно Пушкин и Гоголь. Пушкин погиб, потому что в неадекватном обществе пытался сохранить зазор между собой и миром. Гоголь погиб от кризиса самоидентификации. Оба были гении, но один, Гоголь, гений тотальности, демократического равенства личности с миром, а внутри мира всех его уровней, а другой — гений локальности, аристократической самостоятельности личности в иерархической вселенной. Отпечатки обоих прообразов совершенно не обязательно гении, а массовый человек российской истории — это человек гоголевского типа, неадекватный человек. Пушкин ушел, не оставив по себе следов в русском, точнее, в интеллигентском сознании. От него отделались идиотским обожествлением. Попытки адекватности в русском обществе и на личном уровне, и на политическом всегда были очень редки и всегда очень неуспешны. Правителей, пытавшихся править более или менее адекватно (как, например, Борис Годунов) при жизни ненавидели, а после смерти облыгали.

Советская культура, которая довела некоторые тенденции культуры русской до абсурда, на чем и погибла, оставляла человеку еще меньше шансов на адекватность, потому что нужно было различать два окружающих мира — один настоящий, а другой подставленный, фиктивный, проекцию общественной тотальной неадекватности на узкое поле действия конкретного человека. Последнее время мне стало даже казаться, что адекватность в этих извращенных обстоятельствах, сила действия которых не прекратилась с формальным падением Советского Союза, стала качеством, доступным только гению, то есть почти недоступным. Реально и здраво представлять себе окружающий мир может нынче человек исключительных сил и дарований, прежде всего исключительной самодостаточности, Я, конечно, не хочу сказать, что гении только таковы, разные встречаются, бывают и большие придурки, но очень возможно, что посредственный человек может сегодня быть только неадекватен. На Западе, кстати, посредственный человек чаще всего вполне адекватен, а гении, если они там еще встречаются, могут позволить себе потешиться упоенным самообманом. Романтический гений — плод бюргерской традиции разумного самоограничения. В обществе, почти сплошь состоящем из романтических гениев, здравомыслие есть самое рискованное приключение духа.

Семьдесят лет назад начался последний виток переделывания мира «под себя». Этот виток на наших глазах закончился. Начнется ли новый? — по одной логике это зависит прежде всего от каждого из нас: насколько каждый из нас согласен признать за миром право быть таким, каков он есть, а не таким, как хочется. По другой логике — просто от промысла Господня.

Что интересно — и то и другое правильно.

Текст 1992 или 1993 г.,: 28 комментариев

    • Он был не в том смысле «вменяемый». Он был «самостояньем человека». Неадекватные люди часто бывают вменяемыми — тогда они называются управляемыми.

      ——————————
      Дима, о другом: мы почти что уже закончили составлением «Временник». Судя по всему он окажется толще, чем первый — страниц 160-170. Помните, мы говорили?

  1. Олег, текст замечательный.
    Особенно пришелся абзац о Пушкине и Гоголе. (С которым я вполне согласен, хотя так и не формулировал. По другому формулировал, но сталкивал именно их — Пушкин-Гоголь.)

    Но заканчивается абзац предложением, что: >Борис Годунов) при жизни ненавидели, а после смерти облыгали< -

    и первый, выходит, из «облыгателей» и есть Пушкин («мальчики кровавые»)? Т.е. свой своя не познаша?
    Странно, что в одном абзаце Пушкин успел и в адекватные и в неадекватные.
    Наверное, было соответственное соображение, но Вы забыли его написать?

    • Андрей, я даже оставляю в стороне, что «мальчики кровавые» никакого прямого отношения к Димитрию не имеют (это одна из таких радующих сердце автора — сукина сына двусмысленностей), что Пушкин, кажется, нигде прямо не обвиняет Годунова в этом убийстве, что я под «облыгают» совсем не обязательно имею в виду его же, что даже если так оно и было, то это совсем не означает, что Годунов был плохим правителем и т. д. и т. п. Вот в том числе об этом зазоре между жизнью и литературой и идет речь: «Борис Годунов» — литературное произведение, в котором Пушкина, строящего здание русской литературы, интересовал романтический сюжет из русской истории. Ему было совершенно все равно, убивал Годунов царевича или не убивал. Как ему было все равно, отравлял Сальери Моцарта или не отравлял — мог отравить, потому что имел достаточно внутренней силы, чтобы ошикать «Волшебную флейту». Этот тип человека не требует для счастья «всеобщей связности». И уж меньше всего — между литературой и жизнью. В «Борисе Годунове» зафиксировано это облыганье, которое является историческим фактом. Это мы, как потомки демократов, принимаем все близко к сердцу — чтобы все совпадало, все складывалось, все совмещалось. Пушкину это было безразлично.

      • Я это понимаю — склонность Пушкина к романтическим сюжетам. Но, тем не менее, — «Полководец». Уж совсем неромантично. А.С. здесь (и не только здесь) встал на защиту забытого, непоэтичного, оклеветанного Барклая. В ущерб сочувствию читателей.
        Мне все же кажется, что в случаях Бориса, Мазепы, Сальери и т.д. Пушкин был уверен в своей версии — интуицией художника. И не зря надо было записать для потомства об «ошикивании». (А в «Б.Г.» — предвосхитив Ф.Д. — о «слезинке». Только из-за этого и рушится царство.) Я думаю, угаданная (избранная) версия — не только для драматургического эффекта. «История принадлежит поэту» — как он ей распорядился? Я верю Пушкину.
        Я, Олег, вообще верю Пушкину больше, чем кому-либо в литературе. И тем меня Ваша статья привлекла. Но по моему убеждению, Пушкин — не манихей. И взаимная коррекция между реальностью и искусством была.

        • Я тоже верю Пушкину, Андрей. Но не так прямо.

          С моей точки зрения различие между Пушкиным и Гоголем — это различие и между Пушкиным и Достоевским. Я мог бы взять и его, но мне хотелось кого-то ближе по времени. Если совсем честноп и совсем близко по времени, то это различие между Пушкиным и Фаддеем Булгариным. Это антропологическое различие. Мы не можем его преодолеть, потому что наша культурная антропологияпроисходит не от Пушкина а от Фаддея Булгарина, истинного зачинателя «демократической литературы». Но мы можем постараться его понять. Я, по крайней мере, всю жизнь пытаюсь. О «Моцарте и Сальери» я, кстати, писал когда-то. Правота Пушкина другого свойства. Это не наша остервенелая правота.

          • Да, поверим Пушкину. Я ни в коем случае не спорю с Вами, Олег. Я стараюсь следовать тому, кого люблю и кому верю. И вопрошаю — себя, Вас, поэзию, газеты, вид людей в подмосковной электричке.
            >Не будем ни суеверны, ни односторонни — как фр.<анцузские> трагики; но взглянем на трагедию взглядом Шекспира.< (Дельвигу)

  2. Вот славно, что полемика отменяется! Я тогда по своему любимому маршруту — мимо: сегодня в одном новостном сюжете услышала сразу два очень творческих эпитета: «Печень девочки теперь работает адекватно» и «мать девочки отчетливо рада этому».

  3. «Кто знает, если бы руководители России и российское общество оказались в состоянии вовремя сказать другим, а главное себе:…»
    Дальше, на мой взгляд, происходит маленькая, но существенная подмена: вроде как, по логике, начальство сейчас откроет глаза подчиненным. Но нет, по тексту они обращаются к кому-то другому (или к руководителям этих других?).
    Потом вот это слово — вовремя. Вроде нюанс, главное не когда, а что. А по сути… Когда народ ещё был задурен всякой врождённой дружбой, сказать а ну ка давайте-ка на наших условиях… Нет, не думаю, либо то, либо то. Ну а позже, после лопаток, Вильнюсов всяких, ГКЧП, тут уж тем более не прошло. В чем я уверен, если бы каким-то фантастическим образом был услышан Сахаров на 1 съезде Советов, то можно было оттянуть развод лет на 10, а то и 15. Эх ребята, вы разводились хоть раз? Там каждый просроченный год идёт за 5.
    Не хочу оказаться пророком, но п(р)оверьте: лет через 15 из экс СССР у россиях самые лучшие (ровные, спокойные) отношения будут с прибалтами, гораздо проблемней — с грузиами и украинцами, а наиболее тяжелые — с белорусами.

    • Я не буду с Вами спорить (см. выше), но Вы поняли риторический оборот как нериторический. Речь шла о полной неодекватности принимающего и вырабатывающего схемы мировосприятия слоя, т. е. российской/советской партхозбюрократии и интеллигенции. А не о том, что было бы, если. Что нужно было бы сделать и т. д. Задаваться этим совершенно бессмысленно.

      • С Ваших слов риторический характер оборота исключает обсуждение текста в принципе.
        Это и есть неадекватность р/с п/х/б и интеллигенции. Это он, этот слой вместе с прослойкой научил нас воспринимать многие вопросы риторически.
        Как по мне, оборот или вопрос может считаться риторическим, только в том случае, если в их содержательнии заключена аксиома либо парадоксальный цикл. В противном случае вопрос открыт и обсуждаем.
        Риторичность в её современном понимании — форма, призванная подчеркнуть неоспоримость содержания, но уж никак не доказательный аргумент в пользу его неоспоримости.
        Я это к тому, что убедительная версия о неадекватности упомянутых слоёв должна базироваться на не менее убедительных исторических экскурсах.
        Извините, у меня такое чувство, что немного сбил обсуждение в сторону.
        Тем более не было мысли вплетаться в национальные дебри, кстати у меня, киевлянина, мать в девич. — Юрьева. А у Ани Политковской девичья — Мазепа (Черниговская область).

  4. На мой взгляд, за слишком много ниточек Вы потянули в своей короткой статье. Закономерный результат — неудача.Очень расплывчато.
    Заметьте, «спасаемому» народу в тех же 93-94 гг было наплевать на свою адекватность. Он был поставлен перед проблемой «выжить» и он, неадекватный, выжил. Ну а какой ценой — это уже другой вопрос.

  5. Отличный текст. Даже странно, как некие провиденья актуализируются.
    Почему-то казалось, что Пушкин и Гоголь менее противоположны. Пушкин-Булгарин -видится четче.

  6. Я согласен с первым предложением — о неодекватности. Но Пушкина считаю весьма и весьма адекватным человеком. Более того, я считаю его гармоничным человеком. Ктр ценил, уважал царя в глаза и запросто мог ругать (писать эпиграммы на его счет) за глаза. Ктр один из существеннейших и важнейших для него моментов жизни мог описать всего двумя строками: «старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». О неадекватных людях хорошо писал Гоголь. Интересно, что они у него появляются именно в российских повестях, в то время как в украинских (Тарас Бульба, Миргород) выведены вполне адекватные и в высшей степени поэтичные фигуры, глыбы. Неспроста это, имхо.

    Кас. Крыма, черноморского флота, «параноидальных границ, прочерченных с иезуистской нелепостью и тому подбоного». Понятно, что это всё сказано всецело с т.зр. россиянина (русского), но никак не украинца, скажем. Не могу судить о Причерноморье, или о Кавказе, и т.д. Но если говорить о Центральной Азии, мне всё видется с точностью наоборот — что границы как раз-таки прочерчены на удивление верно, с завидной скрупулезностью в достижении точности. Достаточно взглянуть, допустим, на узбекско-кыргызскую либо кыргызско-таджикскую границу, где все анклавы даже сохранены, их права соблюдены. Конечно, не на все 100% всё верно сделано. Меня как казаха, напр, не всё в этих границах устраивает. Да хоть по т.н. Каракалпакстану, напр, территория ктр-го всецело является территорией совместного/попеременного проживания (кочевания) казахов Младшего жуза и каракалпаков. Для сведения: казахов в Каракалпакии больше, чем узбеков и каракалпаков вместе взятых. И эта территория, во-1х, названо Каракалпакией, во-2х, отдано Узбекистану (хотя первоначально была в составе Казахской АССР, что было более верным решением). Одно из крупнейших месторождений золота Мурынтау (по-казахски: Нос-гора) находится в пустынно-степной зоне Зеравшанской области Узбекистана, на земле казахов (т.е. где кочевали исключительно казахи, и никто кроме). Еще одно крупное месторождение золота — Тамдыбулак, опять чисто казахское название (Капающий родник), но опять ныне на территории Узбекистана. Да и сам Ташкент, ни для кого не секрет, был ставкой Старшего жуза казахов, и когда этот самый жуз завоевал в 18-м веке джунгарский правитель Галдан-Церен, он свою уже ставку (резиденцию) устроил опять же именно в Ташкенте. И т.д. и т.п. Но должен признать, В ЦЕЛОМ процентов на 70-80 границы в Средней Азии были проведены ПРАВИЛЬНО. Даже более того, как позитивный результат, образовали целый народ — узбеки, ктр дотоле были хивинцами, бухарцами, самаркандцами, кокандцами, и целое гос.образование — Узбекистан, со столицей в Ташкенте :о) И это было правильно.

  7. Обыкновенный человек находится у предела своих сил

    Человек должен круто подниматься вверх или идти вниз, — так пишет Уэллс в своем романе «Разум у своего предела», — и все шансы как будто за то, что он пойдет вниз, к гибели. Если же он поднимется, то ему нужно будет приспосабливаться до такой степени, что он должен потерять облик человека. Обыкновенный человек находится у предела своих сил.

Добавить комментарий