Почему в качестве подарка к дню русской армии выставляется авторское исполнение рассказа Вас. Аксенова «Жаль, что вас не было с нами» — с пластинки фирмы «Мелодия»?
Да потому что я и сам получил эту пластинку на 23 февраля, в подарок от коллектива сотрудниц отдела учреждения, именовавшегося «Ленсистемотехника», куда меня в начале 80-х гг. распределили по окончании Финансово-экономического института им. Н. А. Вознесенского (б. вундеркинда сталинских финансов, замерзшего, насколько известно, при этапировании в открытом вагоне).
Коллектив решил, что для молодого человека, по приходе на службу завтракающего принесенными с собой бутербродами с колбасой из мяса степных животных и сыром «Пошехонский», прочитывающего купленные по дороге газеты «Ленинградская правда», «Известия» и «Советский спорт», а затем опускающего кучерявую голову на изрезанный стол, что оставлял на щеках насечки типа полинезийских, пластинка «несколько заумного», по ихним представлениям, и нелегального писателя Аксенова — самый подходящий подарок.
Надо заметить, что Аксенов к тому моменту уже несколько лет как был «в отъезде», что твой Курбский, и где симпатичные итээровки раздобыли крамольную пластинку, остается их тайной. Могла, конечно, заваляться и в магазине, но вполне возможно, что кто-нибудь из дам пожертвовал из личных запасов.
Во всяком случае, это был мой лучший подарок на 23 февраля — и теперь я дарю его вам, защитники, полузащитники и нападающие любезного Отечества! Собственно, нам — я себя как выведенного за штат запасного офицера финслужбы не исключаю из поздравляемого множества.
Рассказ очень смешной и хороший (правда, я никогда не читал его на бумаге — и не собираюсь, зачем портить впечатление), едва ли не лучшее, что я знаю у этого автора, читает Аксенов очень славно. Как говорил глухой В. А. Соснора, заключая выступление одного из своих учеников: «Написано — прекрасно! Прочитано — прекрасно!»
…С обеденного перерыва (маленький двойной или четверной с кольцом «Песочное» в одной из трех-четырех морожениц на площади Мира или на Садовой в промежутке от площади Мира до Апраксина двора — чаще всего в компании с О. Б. Мартыновой, приходившей из Дворца пионеров и школьников, где работала машинисткой методического отдела, а иногда в обществе В. Б. Кривулина, служившего редактором в санитарно-гигиеническом издательстве, располагавшемся, кажется, в Апраксином переулке) молодой человек по мере возможности в учреждение не возвращался. Или возвращался несколько позже положенного. Впрочем, эти полтора года службы «по распределению» — отдельная история и отдельная вселенная, состоящая, как я теперь понимаю, из совершенно умопомрачительных персонажей, вроде Рудольфа Абрамовича З., любителя голодания, ходившего на службу с большим эмалированным бидоном для сплевывания, заполняемым к концу рабочего дня наполовину, и к тому же в пиратской повязке на одном глазу — модная теория утверждала, что таким образом зрение прикрытого глаза экономится и — при чередовании наложения повязки — глаз хватает на дольше, может быть, на две жизни. Про Рудольфа Абрамовича я могу вообще много чего рассказать смешного и интересного — я с ним один раз даже дрался, на кулачках! Если когда-нибудь еще соберусь писать прозу по-русски (что кажется мне сейчас маловероятным), надо будет этот сонно-веселый паноптикум описать. Включая внутренности сангигиенического издательства с прекрасными, отредактированными В. Б. Кривулиным плакатами на стенках, а также день смерти Брежнева, когда траурная сирена застала нас с О. Б. Мартыновой в одной из морожениц вонзавшими молодые зубы в пожилое песочное колечко — и как мы под эту сирену медленно и деликатно хрустели половинками жареного арахиса, обсевшими злополучное кольцо.
В общем, весело было. Жаль, что вас не было с нами.
А мороженицами ты называешь кафе-мороженое? Вообще когда-то так назывались устройства для домашнего изготовления мороженого.
(Про рассказ ничего не скажу: я, как вышеупомянутый Соснора, глухая, слышу только музыку. Вот со вчерашнего вечера слушаю у всех Генделя, который сегодня родился)
Мороженицами в бытовой речи 70-80 гг. действительно назывались заведения, официально именуемые «Мороженое», где, помимо хорошего советского мороженого в железной вазочке какого-то лабораторного вида, можно было получить приличный кофе из венгерской кофеварки, неприличное пирожное «Александровское» и полуприличное (в зависимости от свежести) кольцо «Песочное» с половинками жареного арахиса на нем.
Прогулка незабвенных «прогулок».
Материал тот.
Но конкретно этот сегмент, как я сейчас вдруг понял, ни в каком заостернии и сгущении, которые были методом «Прогулок», совершенно не нуждается, Там все было само по себе сгущено и заострено.
Кстати, на б. площадь Мира (ныне Сенную) я выходил по Гривцову переулку, где, на углу с площадью, находилась рюмочная, где ты однажды видел выпивающего и закусывающего Вольфа.
Да; причем, в одиночку и совсем этим не тяготящегося. А я уже знал (от самого ученика): «Учитель Битова…»
Так в рюмочных дозах это и не тягостно, а очень даже вкусно, особенно если в ассортименте имеется бутерброд с килькой, точнее, с двумя кильками, уложенными валетом, голова одной вписана в предхвостовой изгиб другой. А он, бутерброд этот, был!
Пить много одному — тягостно, не по-людски, не по-русски и не по-еврейски, а по-гемингвеевски как-то. Что может быть печальнее, чем день-деньской сосать из мензурок парфюмерные коктейли? А поправиться на ходу рюмочкой и понести себя дальше по Гривцову переулку — может быть, в Географическое общество, на доклад о периодической ситеме алфавита? — что может быть легче и нежней?
———————
За одного Битова двух Аксеновых дают, шутили во времена моей юности.
Не знаю, не знаю… с годами стали они мне казаться в одну цену.
———————
А Аксенов, между прочим, служил по распределению доктором в медпункте Ленинградского института водного транспорта, где медсестрой и главным человеком являлась старшая сестра моей бабушки, Сарра Евелевна Шендер, урожденная Брохина. Она этого Аксенова обожала и всячески покрывала все его опоздания, убегания и вообще прогулы — в отличие от отставного еврейского кавторанга по научной части Павла Николаевича Танина, заведовавшего несчастным сектором «Ленсистемотехники», которому по распределению достался я (действительно не повезло им, должен это признать). Он меня — военная косточка — мягкими мерами — еврей все же — пытался перевоспитать и сделать годным к несению итээровской службы. Но, конечно, не преуспел.
——————————
А вот где, ты, Сергей Сергеич, думаешь, проживала моя двоюродна бабушка Сарра Евелевна Шендер?
Правильно! Проживала она в том самом Гривцовом переулке, два дома от рюмочной по той же стороне! Несколько лет назад она умерла в Америке, лет сто ей было или чудок меньше.
А некоторые мещане еще говорят, что Петербург-де «выдуманный город». Не выдуманный, а выдумывающий! И их же самих и выдумал, которые говорят. Чтобы поиздеваться.
Я тебе тоже расскажу петербургскую историю — и даже две. Первая коротка. Битов жил, нависая над аркой, в доме 110 по Невскому; там, как войдешь с проспекта, слева флигель Юргенсонов-Юрьененов (напротив был из магазин), и поскольку иные еще были в живых, то образ жизни молодого А.Г. был не тайной и для моей бабушки с улицы Рубинштейна. А я вот не понимал, почему она так против этого знакомства своего внука…
Другая история на тему «Аксенов начинался так». — Кстати, — сказал Максим, бойфренд моей сестры, — в последней «Юности» два рассказа моего двоюродного братца…»
Пора писать мемуары, ты прав )
О! Мемуары Юрьенена! Это будет что-то!
А в рюмочной на Большом проспекте ПС был замечательный рюмочник Володя. Каждый отпуск бутерброда с сайрой он сопровождал фразой:»Сайра, Двойра, Аврора Крейсер.»
Кстати, об именах. Майя.
(осторожно) А это кошерное имя?
А Плисецкая тебе китаянка!?
Впрочем, да, и весьма принятое, так что не режет ни русских, ни нерусских ушей.
Ну, это и был вопрос. Мне нравится, если мое мнение кого-то интересует.
сообщение о смерти леонида ильича мы с однокурсником по московскому институту радиотехники, электроники и автоматики встретили на ленинском проспекте близ магазина «мелодия», куда сбежали с лекции по научному, что характерно, коммунизму дабы купить себе дефицитных лицензионных виниловых дисков, которые тогда только начали появляться в продаже. узнали о событии мы по вывешенным на гостинице «академическая» флагам с траурными лентами.
Надо бы выпустить книгу «Как я провел день смерти Брежнева».
Я в тот день работал в библиотеке ВАСХНИЛ’а (это здание бывшего Наркомзема). Пошел в буфет попить кофе. Работало радио, люди стояли, как кажется, с полным сознанием того, что кончилась эпоха.
Я, кстати, имел в виду, конечно, тот день, когда была «минута траура» — во время похорон? — когда на минуту везде включили сирену, а все должны были скорбно молчать. В мороженице, где мы были, кто-то не перестал разговативать — на него зашипели.
И я этот рассказ слушал только с пластинки ))
С праздником!
А разве Вознесенский не расстрелян был? По «ленинградскому делу»?
Я слышал такую версию. Но по «ленинградскому делу», конечно.
Лет пятнадцать не слышал от живого человека выражения «маленький двойной», а ведь это было ключевое понятие-маркер (особенно в Москве, где оно было не столь распространено). Ну и вообще отличный мемуарный фрагмент получился, просто замечательный.
Спасибо.
Кривулин заказывал восьмерной.