В сто шестой, только что открывшейся книжке «Нового литературного обозрения» помещен блок материалов памяти Александра Николаевича Миронова.
В свое время (думаю, в январском обновлении) они найдут свое место в соответствующем разделе «Новой Камеры хранения», а пока ссылки:
стихи — и из поздних, и одно из самых ранних, написанное семнадцатилетним Мироновым:
* * *
Светился красным изнутри
и был необратим как казнь
то был не ты — совсем не ты
а просто — красный — как приказросли мигая фонари —
сорвать бы бросить растоптать
светился красным изнутри
и был неуязвим как стальсреди полночной суеты
кого в бессонницу облек?
светился красным изнутри
и был невозмутим как Бог5 апреля 1965
а также отрывки — в основном, автобиографической — прозы Миронова:
Этот призрак имени возник гораздо позже: началось с маленького школьного диссидентства, скрепилось попыткой жалкого самообразования (будучи 17 лет от роду, я подделал год рождения в паспорте, чтобы записаться в студенческий зал Публичной библиотеки), устоялось и удостоверилось реальной, а может быть, и просто литературной историей моего бедного и печального города.
Город, как известно, рос на костях, и я, подобно ему, рос и цвел на поэтических костях (я думаю, что не только кости Кузмина и Ахматовой принадлежат Петербургу, но и кости Мандельштама, Клюева, Заболоцкого и «новых», прости меня, Господи, «русских» поэтов: Аронзона, Р. Мандельштама, И. Бродского).
Жизнь бывает ограничена «временем безвременья», а письмо, к счастью, ограничено всего лишь временем, а время, как известно, само располагает свои границы. Я не знаю, когда умру, но все написанное мною можно вполне считать моей посмертной автобиографией, и чем раньше, тем лучше.
(и стихи, и проза Миронова опубликованы И. Николаевым и В. Эрлем),
а также статья В. Шубинского
и стихотворение вашего корреспондента, впрочем, постоянным читателям этого журнала известное.