Извещение «Новой Камеры хранения»

ОБНОВЛЕНИЕ СЕМИДЕСЯТОЕ от 13 октября 2010 г.

НА СМЕРТЬ ПОЭТОВ

Леонид Аронзон
(24 марта 1939, Ленинград — 13 октября 1970, под Ташкентом)

к сорокалетию со дня смерти

Леонид Аронзон. Избранные стихотворения. — (Факсимильное электронное издание)
Реализация «последней воли» поэта — авторского списка избранных стихов, составленного Аронзоном незадолго до отъезда в Ташкент.

Подготовка Ильи Кукуя

Елена Шварц
(17 мая 1948, Ленинград — 11 марта 2010, Санкт-Петербург)

Елена Шварц. Русская поэзия как hortus clausus: случай Леонида Аронзона
Из лекций, прочитанных осенью 2007 г. в Мэдисоне (Висконсин, США)
Расшифровка Лоры Литтл, сверка и редактура Ильи Кукуя

Елена Шварц. Определение
Запись из дневника 1966 года
Публикация Кирилла Козырева

Елена Шварц. Последние стихи
Публикация Кирилла Козырева

Александр Миронов
(28 февраля 1948, Ленинград — 19 сентября 2010, Санкт-Петербург)

Александр Миронов. Стихотворение памяти Е. А. Шварц

Последние фотографии Александра Миронова (май-июнь 2010) Автор фотографий Александр Андреевских

Валерий Шубинский. Сад невозможной встречи. — (Некролог)

ЛЕНИНГРАДСКАЯ ХРЕСТОМАТИЯ:
Александр Николаевич Миронов (1948 — 2010). ОСЕНЬ АНДРОГИНА. Эссе О. А. Юрьева «Два Миронова и наоборот»

НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗГОВОРОВ, журнал о стихах и поэтах
(редактор-составитель О. Б. Мартынова)

Выпуск, посвященный Александру Миронову:
Андрей Анпилов: ВЕЧЕР
Ольга Мартынова: О МИРОНОВЕ

Извещение «Новой Камеры хранения»: 15 комментариев

        • Это сложно, потому что внутри формата имеются два «минижурнала» — «Альманах НКХ», для стихов, и «Некоторое количество разговоров», для эссеистики.

          С формальной точки зрения основной раздел НКХ, т. е. без жтих минижурналов, — скорее «сетевая библиотека», «место хранения», чем «издание». Но с другой стороны, я сейчас подумал, каждое обновление с его набором текстов, имеющим определенную структуру, может считаться «номером» или «выпуском».

            • Да, но я имел в виду (среди прочего), что эти «выпуски» потом, после краткого существования в качестве «обновления», как бы растворяются в общем «пространстве хранения», не сохраняются как «номера», а пересоздаются в общее поле с уже совсем другими другими структурами. Что, применительно, скажем, к конкретно этому выпуску, может быть, и жалко.

              Но это, так сказать, чисто техническая сторона. Вероятно, существует и «идейная», о которой еще надо думать. С юности я был убежден в необходимости для выживания русской культуры в условиях советской оккупации «локальных культур», т. е. внутренне независимых, самодостаточных культурных полей, понимающих себя «не как часть, а как целое». В нынешних условиях необходимость этого снова стала остро актуальной. НКХ с самого начала была попыткой такого поля.

              • Да, но надо предусмотреть еще возможность «открытия» друг друга этими «локальными культурами». Это вообще-то не очень просто, когда они долго сосуществуют в параллельных мирах. Мне кажется, например, что ленинградско-питербургская поэзия совсем почти не известна в Москве, и это плохо для культурной жизни сегодня. Без соответствующей инициации люди озираются вокруг, и им кажется, что они в пустыне, хотя это абсолютно не так.

                Выпуск, действительно, черезвычайно хорош!

                • Если «предусматривать» что-либо, то получится обман, симуляция, подглядывание. Тогда никакой «локальной культуры» не получится, а получится притворство. Речь идет о спасении, а не о хитром способе «позиционирования».

                  А кто кому известен или неизвестен — это уже дело десятое, хотя мне вовсе не кажется, что ленинградская поэзия так уж неизвестна в Москве — по крайней мере, в профессионально релевантных кругах.

                  Но «ленинградско-петербургская поэзия» и не является «локальной культурой» в вышеописанном смысле.

                  • Может, я неудачно выразился. Мне была близка мысль о «локальной культуре», которая видит себя всем, а не частью, хотя я не совсем уверен, что я правильно понял ваш термин. Но все же определенная открытость миру была бы очень уместна для блага культуры в целом. Я — преподаватель математики в университете, и не отношусь к «профессионально-релевантным кругам», так что воспринимайте меня, если хотите, как vox populi. Я не сторонник стадионной поэзии, но очень досадно было слышать, когда знакомый гуманитарий сказал мне, что с его точки зрения поэты образуют «замкнутое коммуникативное сообщество». Что-то здесь не так, правда?

                    • Здесь много чего не так, я полагаю. И очень многое должно было бы быть иначе в литературной и вообще культурной жизни. Но мы имеем дело с фактом.

                      А по факту — не до жиру, быть бы живу. Поэзия должна выживать — и она это сделала и делает, но только если не пытается приспособиться к наличному, к сожалению, весьма скверному культурно-антропологическому состоянию общества (это и в советское время было так).

                      Иначе получается «стадионная поэзия», которую Вы упомямули, бардовская песня, «рок-поэзия», КВН-поэзия конца 80-хи начала 90-х гг., сегодняшняя «хамская лира» типа емелиных многочисленных (обслуживание хулиганскими куплетами социально-близкого элемента) и пр. Все это, с моей точки зрения, непосредственного отношения к поэзии не имеет и интересно только как социокультурные феномены, которые я с интересом и наблюдаю.

                      Но мне кажется, читателю поэзия гораздо нужнее, чем поэту читатель. Поэты, и не только в России, много раз обходились собственным профессиональным кругом, и даже вообще обходились без круга. Сегодняшний читатель наполнен глупым советским «комплексом полноценности» — он убежден, что литература предназначена для того, чтобы отражать его, читателя, мысли и чувства и вообще его всячески обслуживать. Отсюда, кстати, и все это бесконечное самообслуживание — кто ж тебе сделает лучше, чем ты сам себе.

                    • Читателя! Советчика! Bрача!

                      Спасибо, я со многим совершенно согласен. Конечно же, о приспособлении не может идти речь, и про самообслуживание удачно сказано. Но все же возможно, что внимательный и мыслящий читатель, скажем философски или традиционно-литературно образованный, и готовый при этом делать трудную работу чтения и вслушивания в новые стихи, мог бы в каком-то качестве быть полезным? 🙂 Хотя то, что поэзия нужна ему больше, чем наоборот, это конечно понятно.

                    • Re: Читателя! Советчика! Bрача!

                      Так кто же против читателя, особенно готового «делать трудную работу чтения и вслушивания в новые стихи». Все только за. Речь идет о целеполаганиях. Писатель строит дом и не закрывает дверь. Читатель имеет право войти.

                      А насчет «читателя, советчика, врача» — это иллюстрирует скорее трагизм ситуации и самопонимания Мандельштама, находящегося в постоянном внутреннем диалоге (точнее, монологе) с «новой жизнью». Мандельштам хотел стать советским поэтом, но не мог — эта отдельная история, ближе о которой в соответствующих работах Гаспарова. Или — очень контурно — в моей статье: http://booknik.ru/context/?id=28334

Добавить комментарий