Конечно, маленькие голубые матрасики

Posted on by

заслужили победу больше немцев, которые хоть и старались, но без всякого вдохновения.

Но, видит Бог, это, вероятно, и так своего рода мировой рекорд — дойти до матча за третье место без всякого вообще вратаря.

Всё это, конечно, неважно. Важно другое. Кто он —

— мутант или сатана?

Я думаю, если испанцы выиграют, то скорее мутант. А если проиграют, то сатана. Убедить человечество в своей правоте и в последний момент обмануть — дело типично сатанинское.

И лицо такое доброе-доброе, слегка подслеповатое — как у генерального секретаря какой-нибудь небольшой латиноамериканской компартии.

Конечно, маленькие голубые матрасики: 40 комментариев

  1. Не стал бы предъявлять ему претензий ни в каком случае. В Амстердаме на каждом шагу в индонезийских ресторанах осьминогов подают и в Испании это национальная галисийская еда «pulpo», так что он всех их справедливо в гробу видал и маму их на щупальцах вертел.

  4. Почему оригинально? То, то я читал, была чистая фантастика. Про муравьев каких-тп что ли и про космонавтов, которые никуда не летали, а все снималось на киностудии (бесстыдно своровано с американского третьеразрядного фильма по мотивам никогда не производившейся высадки на Луни). Мне прислали с Радио «Свобода» его первую, что ли книжку, чтобы я отрецензировал. Поэтому я честно дочитал до конца. Но поскольку ничего хорошего мне в голову не пришло, а ругать не имело смысла за полной нелитературностью, то я не стал тогда ничего писать.

    Насколько понимаю, это всё потом несколько первертировалось под разными модными соусами, но основу сохранило — и главное публику: читателей научной фантастики, которые всегда чувствовали своего.

    • это очень странно — я помню, какое огромное впечатление произвел не меня Пелевин в середине 90-х — как за несколько лет до того Борхес (но не соотв. Сорокин и Кортасар). Разумеется, Пелевин украл сюжет не более, чем Гоголь у Пушкина, и обыграл его так убедительно, что в Смитсоновском музее несколькими годами спустя и сам я усомнился… Впрочем, дело не в этом, а — подозреваю — в глухоте, похожей на ахматовскую на обэриутов и Вагинова.

          • Не хочу Вас обижать, но раз уж мы так откровенно разговариваем (чего я в принципе не приветствую в этом журнале), то я бы Вам посоветовал поразмышлять о своей глухоте и о ее причинах, которые в данном случае могут быть чисто биографическими или социально-биографическими.

            Лично я в своей способности отличить литературу от нелитературы совершенно уверен. И сравнивать это с «неприятием» Ахматовой обериутов, конечно, успокоительно, но совершенно неуместно — Ахматова отвергала то, что выходило за пределы ее эстетических представлений (или еще проще, она на всякий случай не любила тех молодых авторов, которые, как ей казалось, не любили ее — позднее знакомство с Хармсом эту версию вполне подтверждает: она его полюбила). Пелевин же не выходит ни заходит за рамки моих эстетических представлений (у моих эстетических представлений и нет никаких рамок), и мне совершенно безразлично, как он относится или не относится ко мне. Если бы он сейчас не подвернулся случайно, я бы о нем никогда и не вспомнил — я вообще ни с кем не борюсь, но с Пелевиными, Сорокиными, Акуниными, Улицкими, Донцовыми и Лукьяненко уж и совсем не. И мы сейчас говорим не о Вагинове, а о литературе массового потребления, обслуживающей самым примитивным образом самые примитивные «комплексы полноценности» всего инженерско-программистского племени — читателей научной фантастики, слушателей бардовской песни и хохотателей КВН. В отличие от Сорокина, который предатель, Пелевин — плоть от плоть культурно-антропологического несуществования, комсомольско-молодежной культурки конца 80 гг.

            То, что на Вас что-то когда-то произвело какое-то ошеломляющее впечатление, не только для меня, конечно, не является никаким аргументом (для меня не является аргументом и то, что на миллионы людей Солженицын, или Коэлью, или «Доктор Живаго» когда-то произвели ошеломляющее впечатление), но и для Вас не должно бы через столько лет играть особую роль.

            Может быть, если бы Вы разобрались, почему это произошло, Вы бы выдавили из себя «интеллигента». Впрочем, если Вы этого не хотите и Вам нравится им быть, то не надо. Это Ваше дело.

            • Дело в том, что я не любитель ни научной фантастики, ни бардовской песни, ни тем более КВНов, ни вообще всей этой ерунды. Например, я вообще никогда не читал Стругацких. Вообще редко читаю то, что популярно или модно вокруг. Пелевина я открыл случайно, не зная, что он уже многим известен. Думаю, что он не принадлежит ряду, в который Вы его поместили, то есть Вы ошибаетесь в классификации Пелевина. А массы могли бы потреблять и Вагинова, будь он моден, как потребляют Хармса, как потребляют Бродского, — массовый спрос не лучший аргумент, чем ошеломляющее впечатление!

  5. Ну ненаучной.

    Несерьезно так несерьезно.

    Но, простите, я не сказал ничего из того, что Вы утверждаете.

    Я не сказал, что сужу и жанре по одному произведению Пелевина — я сказал, что последний «фантаст» (научный-ненаучный, это несущественно, это просто жанровое обозначени), которого я читал, был Пелевин. До того я этого добра много читал — преимущественно в детстве, конечно.
    И я не сказал, что я прочел одно произведение — я прочел целую книжку, где было много произведений.

  6. В принципе, это и мой выбор.

    Но мне обычно достаточно одного-двух образцов, чтобы понять следует ли дальше терять на это время.

    На мой вкус, не все что происходит — точнее, не все, что нам выдают за происходящее, «происходит в литературе». Пелевина я не читал ничего после «Чапаева и Пустоты» (кроме отрывков, которые время от времени подворачивались и подтверждали прогноз). Сорокиным прекратил интересоваться после «Романа».

    Я не думаю, что это означает, что я не в курсе «того, что происходит». Если что-то действительно происходит, то я обычно замечаю.

  7. Простите, кажется, я Вас не совсем понял.

    Если Вы имели в виду, что используете беллетристику в качестве информации об окружающей жизни, то это сконцепция, которая мне глубоко чужда.

  10. Утешает одно — до следующего чемпионата этот примат моря попросту не доживёт — век их короток.
    Немцы ни разу не играют в футбол, сколько я их смотрю. Они постоянно выполняют план Шлиффена. Этот футбол без изюминки, без финтов, мечты и интриги, и даже без единой слезинки после поражения. Недаром никто другой не придумал перерабатывать людей в индустриальных масштабах.

    • Эта порода осьминогов живет 18 месяцев максимум, поэтому вранье, что этот же Пауль предсказывал что-то два года назад на чемпионате Европы. Впрочем, там уже завязалась детективная история с подменой осяминога, с осьминогами-самозванцами и прочие радости.

      Насчет немецкой сборной я с Вами решительно не согласен. Я начал смотреть чемпионаты примерно с 1970 г., с Мексики (пришлось начать, п. ч. дедушка не соглашался переключать на передачу про Тяпу, Ляпу и Жаконю по Ленинградскому телевидению). Осознанно — конечно, позже, с восьмидесятых годов, поэтому о сборной ФРГ времен Нетцера, Беккенбауэра, Брайтнера и прочих сказать не могу. Но сами немцы говорят, что со времен той сборной они такого (по типу и качеству) футбола не видели, как показывала эта молодая команда. С моей точки зрения, она радикально отличается от всех немецких сборных, какие я видел — даже от себя самой на отборочной стадии, не говоря уже о товарищеских играх. Вероятно, пошло на пользу отсутствие Баллака. В трех играх, которые я видел полностью, было и финтов достаточно, и короткой распасовки, часто в одно касание, и веселой возни в штрафной и вообще много непривычных красот. Молодые же люди с совершенно иным типом поведения, даже по сравнению с прошлым десятилетием. И технически иначе подготовлены. Даже способ приема мяча не германский (подставить-прижать-побежать куда мяч отскочил), а романский (погладить ногой, превратить движение мяча в движение своего тела). Это, конечно, меньше касается защитников, чем полузащитников и молодых нападающих вроде Мюллера. Ну, не все, конечно, удается — бразильцы, конечно, лучше технически подготовлены, но дело именно в типе техники.
      Очень сильно сказался приход в сборную «иностранцев», которые принесли с собой психологию уличного футбола и социальную мотивировку подростков, для которых спорт — способ вырваться из гетто.
      Сегодня они действительно играли через силу (испанцы их сломали — вот испанцы как раз всем машинам машина, давно я не видел такого совершенного механизма) и никогда бы не выиграли третьего места, если бы не страшное невезение уругвайцев и отсутствие у них какого бы то ни было вратаря. Причем для проигрыша хватило бы чего-то одного — или невезения, или пустых ворот. А выиграть они хотели больше немцев.

      Ну а слезы… Дело вкуса. Мне лично не слишком симпатичны мужчины, которые публично плачут из-за таких вещей, как футбол.

      • в этой игре я второй раз увидел в этом чемпионате осмысленную игру тренера — в этом случае Лева (а первый раз испанского — не помню имя). Лев наигрывал молодых и доверял им до конца игры (наверное у него длительный контракт). но пока молодые используют то что имеют и умеют — рост и напор. игры на земле маловато.
        испанцев я бы не назвал машиной — у них четкое понимание способов переиграть соперника с импровизацией.
        я был восхищен тренером в его тонком чувстве игры с немцами

      • Уравниловка всегда неприятно поражала в немецких командах. Как правило, демонстрировался принцип «один за всех и все за одного», и кто-либо серьёзно не выделялся. Разве только Карл-Хайнц Руммениге сто лет назад.
        Прежняя немецкая чемпионская команда мне не нравилась категорически — я болел за Аргентину, запоминался только Руди Фёллер, и то, в основном причёской и темпераментом.

        Плохо то, что рациональность в ущерб красоте и пресловутой звёздности продолжает возрастать и южноевропейские сборные (и даже южноамериканские) всё чаще демонстрируют именно первое. Элементы шоу постепенно вымываются из этой самой главной человеческой игры. Испанцы стали чемпионами континента, выкинув из сборной Рауля. Бразильцы не взяли Адриано и Рональдиньо. И есть высшая справедливость в той беспомощности бразильцев в игре против Нидерландов. Неприятно поразило и то, с какой злобой они принялись лупить голландцев, когда стали им проигрывать.

        Дело, конечно, не в слезах, как таковых, Б-г с ними, со слезами.
        Дело в том, что играть так, как будто жизнь и смерть зависят от результата, биться насмерть, на разрыв аорты, ныне может только Гана.
        Уругвай же на редкость симпатичная команда. Какая-то мягкая, человечная, вдобавок, без зверских рож и хамства. Вратарь же, как Вы и заметили, мог вообще в воротах не стоять, много хуже бы не стало(

    • Вы мыслите какими-то доаотопными штампами. Немцы сейчас — вполне самодеятельная сборная Европы с Африкой и Турцией со всей соответствующей брутальностью. Что касается переработки людей, с той же справедливостью можно сказать, что немцы создали музыку и поэзию настолько прекрасные, что искусства других народов кажутся в сравнении бессмысленным треньканьем.

      • Немцы создали переработку людей таким образом, что это реальность безотносительно языка и культурного контекста. А вот немецкая поэзия носителям, например, итальянского покажется убойным рёвом землечерпалки.
        Как и вагнеровская опера для уха, заточенного под Верди.

        • Я думаю, что образованный итальянец не станет отрицать, что от Моцарта до Шенберга немецкая музыка определяла само понятие музыки. А в деле уничтожения и особенно переработки русские превзошли немцев — что же, мне теперь за Россию не болеть? По-моему, вся эта вульгарная культурология к футболу не должна относиться.

          • Не будучи образованным итальянцем, и не отрицая при этом великого значения немецкой музыкальной культуры, которую Вам было угодно поместить между двумя австрийскими композиторами, я осмелюсь призвать Вас к менее категоричному взгляду на историю музыки и принять во внимание некоторые мелочи, вроде пифагорейских, римско-византийских, боэцианских, каролингских и других источников, не говоря уже про неаполитанскую школу, флорентийскую Камерату, итальянскую оперу и некоторые другие незначительные события в истории мировой культуры, к которой без сомнения относится и футбол.

            • Но я же сказал — от Моцарта до Шенберга, то есть от конца 18-го до начала 20-го, а не всех времен и народов. В широком смысле они немцы, конечно. Шенберг, «придумав» додекафонию, сказал, что вписал свое имя в историю немецкой музыки. Так что я в своем праве.

              А впрочем, мы ничего не знаем (то есть притворяемся, что знаем, но не знаем) о древнегреческой, римской и раннесредневековой музыке. Камерата, безусловно, была великим начинанием, но после Монтеверди итальянская опера уходит от идей Камераты, которые воплощаются у немцев (Вебера и, конечно, Вагнера).

    • Напомню рыдание катающегося на траве Штилике в шекспировском полуфинале Франция-Германия 1982-го года.
      А еще, объяните, пожалуйста, чем и как точат уши под Верди?

        • Ну, это чресчур далеко, да и не совсем правильно: ницшеанство, с моей точки зрения, мало что общего имеет с антисемитизмом, марксизм гораздо больше. Но это другая тема. А здесь: вещество, которым питается мировая экономика, порабощенный из-за него народец со звучащими по-арабски именами, каста мировых торговцев, контролирующая мир… Там много элементов именно антисемитского мифа. Интересно, это Линч вставил (чья личная идеология примерно такова и есть, как известно) или это и в романах есть (я их, конечно, не читал)?

          • Я тоже не читала, но вряд ли мы что-то потеряли.
            Вся проарабская мифология там от Герберта, да. Линч работал только над духом. Ну и поработал так, что я вот даже и подзабыла сейчас про детали типа спайса, фрименов, народного героя МуадДиба и прочего, о чем Вы говорите. Все поглотил линчевский сверхчеловек Кайл Макклахлен.

Добавить комментарий