Хильда, ласковый трусик

Posted on by

Благодарю Игоря Лощилова loshch за указание на публикацию книги стихов Петра Потемкина «Париж» в сентябрьской книжке журнале «Новый мир» (книга — в книжке; смешно получилось, да уж ладно…). Публикация, насколько могу судить, образцовая, поэт Потемкин, с моей личной точки зрения, неумный и неловкий — не шутливый, а скорее напряженно-шутящий в надежде, что все равно зарегочут, потому что репутация уж такая, а в данном случае несколько принужденно отрабатывающий собственное тематическое задание. Впрочем всё это совершено неважно, я и вообще бы не стал об этом говорить, если бы в публикации не нашлось совершенно упоительное стихотворение — первая часть триптиха «Хильда»:

Хильда

1

Хильда, ласковый трусик,
Хильда, прелесть моя.
Что за взбалмошный усик
Носит шляпка твоя?
Или мне показалось,
Или нет ничего?
Что ж на ней колыхалось
Для меня одного?
Усик, усик, конечно.
Но, лукавая, ты
Оборвала беспечно
Тонкий усик мечты.
И теперь ты не трусик,
А как все и как я,
И цветок, а не усик
Носит шляпка твоя.

Не знаю, почему, но этот «ласковый трусик» мгновенно отпечатался у меня в сердце. Есть такая внутренняя антология божественной глупости, куда он с ходу попадает. Попадание в эту антологию не зависит от намерений автора — нарочно он притворяется и так шутит или же у него это случайно получилось, по вдохновению. Из недавних пополнений — третьего дня сообщенная мне добрыми людьми (стыдно сказать, не знал — залатали прореху в моем образовании, Аркадий Яковлевич, спасибо!) анонимная пародия, считается (хотя и непонятно почему и зачем), что на Тредиаковского:

Стоит древесно,
К стене приткнуто,
Звучит прелестно,
Быв пальцем ткнуто

Вообще-то это загадка к слову «рояль» — подробнее о проблематике неизвестно чьих пародий на неизвестно кого в чрезвычайно интересной статье Вл. Успенского про лесных срак, а также здесь, с расширением текста про лесных срак. К слову — здесь я совсем не уверен, что это пародия ХХ века на XVIII. Вполне возможно, что и XVIII, но это так, чувство.

Может быть, это и есть рабочее определение жанра — «пародия неизвестно на кого неизвестно зачем» (в смысле, без определенного назначения в свете текущей литературной политики, как, скажем, у Козьмы Пруткова, а так — бескорыстно-вдохновенное упоение красотой божественной глупости), Наш «Усик» сюда несомненно относится, хотя автор его и известен.

Этой же статье Вл. Успенского я обязан следующим мемуаром и содержащейся в нем формулировкой:

Мне вспоминается, как в 60-е годы я шел по Переделкину с покойным драматургом Исидором Владимировичем Штоком, человеком живого ума и быстрой реакции. Проходя мимо дачи Федина, в те годы возглавлявшего Союз писателей, я не удержался от неодобрительных слов относительно его творчества. “Ты не прав, — возразил Шток. — Федин — это настоящий русский плохой писатель. А быть настоящим русским плохим писателем — это очень много”. (“Кто же тогда этот? — вскричал я, указывая на одну из неподалеку стоящих дач. “А это вообще не писатель”, — назидательно ответил Шток.)

Настоящий русский плохой писатель как недостижимый идеал современного беллетриста — не прекрасная ли это формулировка в свете актуальных размышлений? Но это так, апарт. Главное дело — «трусик».

Хильда, ласковый трусик: 14 комментариев

    • Стилизация и подражание — попытки (добровольные или нет) изображения какого-то существующего языка. Переработка, возгонка этого языка к эффектам, которые образцу никак нельзя приписать — нечто иное.

      • Ускакал мой коммент и куда-то делся. Я пыталась в нем выразить мысль о том, что язык Тредиаковского — он же тоже несуществующий, созданный для подражания французской литературе (в целом, а не только образцам). И смешной.

        А «сраки» — это же наверняка реакция на «вранов».

        Все это напоминает историю, как мне, приехавшей из Львова, ростовские кузены зачитывали такие строки: «Паду лi я, дрючком пропертий, чи далi просквизочить вiн». При этом они были уверены, что это а)перевод Пушкина, б) на украинский.

        • Думаю, язык Тредиаковского вообще — это один из возможных, предлагавшихся вариантов развития русского литературного языка, по разным причинам не принятый. В том числе и по социальным. Ломоносов был мужик, Сумароков (который на самом деле победил) — дворянин, а Тредиаковский — попович. Т. е. происходил из сословия, пользовавшегося в России всеобщим презрением. В том числе и за «манеру выажаться».

          Ну, это долгий разговор. В любом случае, язык Тредиаковского ровно такой же несуществующий, как любой другой литературный язык. Борьба, которая велась между тремя названными, со всеми матюгами, доносами, эпиграммами и пародиями, имела свой смысл. Пародировать Тредиаловского в конце 19-го или начале 20-го в., куда относят наши тексты, — бессмыслица чистой воды, и тем как бы бескорыстное художество.

          …. Да, про «дрючок» помню с детства. Украинский язык сам по себе, безо всяких пародий, кажется великороссу, т. е. носителю русского языка, выросшему за пределами распространения «мовы», очень смешным. С этим ничего не поделаешь,

          Но спаведливости надо сказать, что две эти строчки несомненно а) перевод Пушкина, мы можем узнать оригинал и б) на какой-то язык. Если он не вляется украинским, то, значит, является каким-то другим восточнославянским языком, потом что мы его понимаем.

          Но самым прекрасным примером является, конечно, перевод Кулиша из Библии: «Хай дуфае Сруль на Пана». И это не гимназическая шутка, а реальная весчь.

          С Новым годом наступающим, Оля!

          • Не согласна только насчет бессмыслицы — их же в школе проходили. А если не в школе, то уж на первом курсе филфака точно, вот студенты и сочинили.

            Я думаю, что это был не Пушкин, в смысле, не письмо Ленского (которое пародия), а его ария.

            С Новым годом, Олег! Пусть будет хорошим, с правильной записью.

Добавить комментарий