|
Михаил Айзенберг
СВЕТ КАКОЙ-ТО ИЗ НИЧЕГО
Опубл.: «Знамя» 2013, №7
* * *
Над рекой, где талый лед
стал подмокшею периной,
снег смеркается, идет
с осторожностью звериной.
Кто в поленнице живет
возле заднего крыльца?
Свету хочется болеть.
Вышел месяц без лица.
* * *
Что, голубка?
Что, касатка?
И тебе несладко?
И твоя скорлупка
треснула, голубка?
А тверда была как будто
и прочна, казалось,
и подземная побудка
не тебя касалась.
* * *
За стеклом загорается баккара
На лице зажигается темнота
Пропадай моя голова
Еще раз; еще полтора
Наново вставленные глаза
учат снова, как в первый раз,
дотемна разыгрывать черноту,
дочерна распахивать темноту.
* * *
В темном ее не узнаешь, в светлом
То темна она, то светла
Тает в облике самом бедном
Слезоточица и кручина
Жизнь, которая не была,
в самом деле неизлечима
Разделил бы ее, да не с кем,
и забыть её не смогу —
просиявшую мягким блеском,
словно закутанную в фольгу.
* * *
Мите,Филе
Деревце
светлое, белое
такое нарядное
тонкая трость ствола
белая кость природы
Бледное, ненаглядное
Зелень рассыпчатая бела
Деревце охорашивается.
Осы возвращаются, беглецы.
Воздух сияет во славу саженца,
желтым огнем и красным сигналит здравница.
Светят сирени розовые столбцы,
на каждом капустница не нарадуется.
* * *
Живительного воздуха пласты,
стрекозами развернутые ткани;
расходятся зеленые листы
и воздух пьют мельчайшими глотками.
И точками животворящей пыли
усеяна воздушная стена.
Крылатые пылинки-семена
светящиеся в воздухе застыли.
Неслышный ветер входит налегке
при лиственном движенье осторожном —
в березовой летящей шелухе,
соединившей будущее с прошлым.
* * *
Чуть вечер — лампочка в углу
подсветит штриховой рисунок
ночниц, приклеенных к стеклу —
крылато шелестящий сумрак.
Здесь и лимонницы нередки,
и нимфалиды. Но душе
мельчайшие всего дороже:
в невидимой узорной сетке,
почти не бабочки уже.
* * *
В небе облачная лестница
расплывается, непрочная,
как речное отражение.
И немногое поместится,
выходя из окружения.
В небе облачная вотчина
вьет веревки, строит крепости.
Не пугается вторжения
и не этим озабочена.
Восходящими ступенями,
пропадающими звеньями
в небе лестница изгладится.
Опоздавшего не хватится.
* * *
Буквы, будь они неладны,
жуковатые шмели;
слушать тайные команды,
всё подхватывать с земли —
это правило известно.
Только вовремя начни —
пишет время, пишет место,
птичьи голоса ничьи.
И усилия неравны,
если будет суждено,
чтоб однажды слово правды
показалось — хоть одно.
Правды хоть одно словечко,
оловянное колечко,
из земли извлечено.
* * *
На глазах зеленый луг
поминальным станет залом,
где кузнечика паук
заворачивает в саван.
Кто остался, кто исчез,
сообщит лесная почта,
кто на лестнице существ
поминается заочно.
Только мертвые зачем нам?
Отпусти ее одну
по дороге с белым щебнем —
непонятную вину.
Так вздыхает, не таясь,
так заламывает руки,
словно детская боязнь
снова просится во внуки.
И виднеется пока
у забора за сиренью
тень умершего зверька,
не подверженная тленью.
Вслед Стивенсону
Моряк, причалив, покинет борт,
охотник уйдет с холма;
оставляют бремя земных забот
и находят свои дома.
Оттого глубинный могильный пласт,
над которым луг и коровий выпас,
никому чужому себя не даст
и свое схороненное не выдаст.
И земля, которую мы не купим,
не присвоим тучных ее низин,
на себя стянув из последних сил —
загудит, натянутая, как бубен.
* * *
В темном сводчатом приделе
на романской капители
человека гладит лев.
В яму каменной постели
князь ложится, ослабев.
Воздают ему по вере
все улыбчивые звери,
кровь забывшие и гнев.
* * *
Что было мыслью, в камень превратилось.
Истаял облик в смертном обороте,
чтобы таких в природе не водилось,
чтоб им подобных не было в природе.
Но в воздухе расходятся круги,
неявные живут прикосновенья,
и легкие неслышные шаги
обходят опустевшие владенья.
* * *
Что новый автор?
Кажется, молчит он.
Легко сказать, что и на этот раз
полуизвестен, толком не прочитан.
Где Харджиев? Где новый ОПОЯЗ?
Кто между нами жил, но не мелькал,
а вдалеке искал себе поживу,
соседнюю лесам и облакам —
или горам, когда, как великан,
перелетал с вершины на вершину.
Дурная весть, и верится с трудом.
В сознание, обложенное льдом,
она доходит в виде документа.
Но облако слоится на лету,
и голоса живую широту
магнитная сворачивает лента.
* * *
Каждая ночь держит привычной хваткой,
где б ни застала. И за ее подкладкой
мелкие бесы меряются чинами,
где бы ни жили, где бы ни ночевали.
Окна сигналят о небольшом достатке,
старые рамы с ворами играют в прятки,
и ни на чем держится крестовина.
Вечная ночь тоже непредставима.
Всё же и там слышится шаг нетварный
и вдалеке топот враждебных армий
рваный какой-то крик
лунный как будто блик
или там где совсем черно
свет какой-то из ничего
Два голоса
— Что у тебя с лицом?
Нет на тебе лица,
выглядишь беглецом.
— Топкая здесь земля.
Тонок ее настил.
Долог ее отлив.
Быть не хватает сил,
жабрами шевеля.
— Вот объявился тать,
командир этих мест.
Что ни увидит, съест.
Нечего ему дать.
Всех коров извели.
Зверя сдали на вес.
Множатся стригали,
но никаких овец.
— Да, но еще вдали
множатся голоса
выброшенных с земли,
стертых с ее лица.
В камни обращены.
Гонит воздушный ключ
запахи нищеты.
Камень еще горюч.
— Время-то на износ.
Времени-то в обрез.
Что бы ни началось,
некогда ставить крест.
Выбери шаг держать,
голову не клонить,
жаловаться не сметь.
Выбери жизнь, не смерть.
Жизнь, и ещё не вся.
Жаловаться нельзя.
* * *
Такие пасмурные дни,
что впору зверем притвориться
вблизи горящей головни.
В родные запахи зверинца,
смотри, лицо не окуни.
Ружейный выстрел вдалеке
покатится в пространстве плоском,
когда идешь по черным доскам
к еще невидимой реке.
Под эхо выстрелов ружейных
в лечебной отстояв грязи —
где волчий страх? и где ошейник?
Мир повернулся на оси.
Кого тут можно запугать?
Пройдем и сами не заметим
через немереную гать
на воздух, пахнущий медведем.
* * *
То ли правда накопились годы,
и зачлись потерянные справки —
набежали северные льготы,
медленные скромные надбавки.
Прибывают воробьиным шагом
выгоды забытого контракта.
В гости к недоверчивым бумагам
в дальний путь отправимся обратно.
Вот судьба — зови ее в подмогу,
а всегда отыщется другая.
С нею и останемся, в дорогу
умную улиту запрягая.
|
