Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив

Ольга Мартынова

Стихи

Стихи после книги

«О Чвирике и Чвирке»

Из книги «О Чвирике и Чвирке»

28.12.2008

Введенский

17.12.2006

14.05.2006

20.03.2004

12.05.2003

01.01.2002

Четыре времени ночи.
Книга стихов.


Слушать запись авторского чтения стихов Ольги Мартыновой

О стихах

Ольга Мартынова, Олег Юрьев: ОКНО В ОКНО СО СМЕРТЬЮ (диалог о последних стихах Елены Шварц)

О МУЗЫКЕ ГАГАКУ. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ, ЧИТАТЕЛЬ И ИХ ЧИТАТЕЛИ

ВЕНЕЦИЯ В СМЕРТИ

О МАНДЕЛЬШТАМЕ

О Гейдельберге

О Миронове

Об Эльге Львовне

"О бутылке"

С небес в наказанье на землю поверженный...

В ЛЕСУ ПОД КЕЛЬНОМ (к стихотворению Елены Шварц "Два надгробья")

Стихотворение: дерево ночью в грозу, освещенное молнией

Ода на ужас




Ольга Мартынова

СТИХИ ИЗ НОВОЙ КНИГИ

Я ОБЪЯСНЯЮ ЭПИКУРУ, ЧТО ТАКОЕ ГЕН И ГОРМОН,
САМА ЭТОГО ТОЛКОМ НЕ ПОНИМАЯ



I

Луною выбеленный сад
Я поместила в черный самокат.


II

Прозрачный и пустой, был недоволен он:
Тварь — от творца он требовал заботы,
Топырился, как высохшие боты,
И ждал, кто бы его наполнил, напитал,
И вырастил, и воспитал.

Я поместила Эпикура в сад.
Он сонным был, но боль мешала спать,
Озноб и невозможность перелить
Дрожанье радости под кожей,
В дрожанье радости снаружи.

Пчелы, пчелы уснули, я разбудила лисиц,
Ежи стоят в лунном свете пеньками
Ждут, когда мы уйдем.


III

Я вынула подарок — на:
Бутылку варварски неразведенного вина.
Я знала, что когда до дна
Он боль свою истратит,
Он ляжет в ванну и не пустит кровь наружу,
А внутрь ее вольет.
Мы выпили воды. Здесь только месяц узкий
Мог разобрать слова, звучащие по-русски.

Я сказала: бог — это ген-и-гормон.
Он во тьме заключен, заточен — окружен
Нашей кожей.

Я сказала: даже
Если ты весь изранен лежишь, а бог-кошка в тебе выпускает гормон "Коготок
радости" — это как глупости свежий глоток,
Ты изранен лежишь, но что-то смеется в тебе.

Даже если ты сыт и любимый друг пирует с тобой,
А бог-пчела выпускает гормон "Жало страха",
Ты говоришь другу, которого ты собирался обнять: юноша, жизнь — это вечная плаха,
Думай о смерти, потому что в мире нет мысли другой.

А ген — язычок огня,
Зажженный богом-саламандрой; у меня
Есть ген сновиденья.
И у тебя — ген радости и немощи.


IV

Хихикали в саду деревья-старички,
И свет досветный проступал как сода
На их подвижных волосатых лицах.

Бывает радость — горше горя,
Бывает горе — медовей меда.
Его вино — зеленое, как море.
Мое — как кровь-руда.

Не от кого не остается ни следа,
Только глядящая на парящий над нею ген-и-гормон вода,
Да в воздухе — пунктирный запах моря.


V

Проснулись пчелы, настало завтра,
Кровавые мордочки облизали лисицы,
Ежи, что стояли кораллами в лунных колючках,
Свернулись дымными шарами,
Деревья расплели свои косицы.

Сад стал бледнеть и рассыпаться
Медовыми парами плачет утро.




* * *

Сердце, как святой Себастьян или как ежик,
Всё утыкано чем-то острым:
От обид и тех вещей немногих,
Которые уже не поправить,
Остаются занозы в алой мышце.

Оно же - мозаика,
Задыхается от разноцветных крошек,
Которые не склевало время,
И они прилипли к бурой мышце.

Когда берешь ты, хирург небесный, хирург подземный,
В руку эту вялую, расплывшуюся на манер кофейной, гущу,
Что видишь ты в ее узорах, сострадаешь ли ты,
Брезгуешь ли, читаешь, гадаешь по ней, куда ты ее бросаешь?

Как душным августом бывает
Воздух - взвесью насекомой,
Так дни бывают - пуще
Чем ряской пруд - покрыты дрожью незнакомой.

Как едешь в поезде домой -
И время едет за тобой,
Легко ты смотришь вслед неназванной реке.
Вдруг поезд встанет на мосту
А время сядет на версту:
Стрекочущие "я" летают над обрывом.

100 000 маленьких тигрят
Терзают сердце целый день,
100 000 пчел вокруг жужжат
И собирают липкий мед.

Когда из хлюпи хлябких мышц
Ты достаешь тигрят,
Скажи, хирург, сдаешь ты их в небесный зоосад
Или пускаешь в новый путь, другое сердце рвать и мять?
И с кем ты делишь этот сот,
Где копится сердечный мед?



* * *

Шуми, шуми, безводный океан,
Гори, гори, беззвездное созвездье,
Будь воздух между вами осиян
Рекой сверкающей и черной по слоям.

Ничего нельзя принимать на веру, даже Гераклита,
Вот вхожу я в ледяную реку, продираясь сквозь низкую вербу,
И все той же водой омыта.

Знать бы еще, чего я ищу, какого рожна,
Для кого собираю — нервную дрожь волны, непрерывный покой потока,
Оспинки, что червячки дождевые проели,
Свет, пронизавший долгие бедра реки спросонок,
В сотый раз мне неясен прозрачный до самого дна
Повторяющийся рисунок.

Продольные полосы ночи, поперечные полосы дня.

Знать бы, чем набиваешь карман,
Пока блуждаешь, теркой вод обдирая запястья.
Шуми пока, шуми, безвидный океан.
Гори пока, гори, незримое созвездье.