В связи с недавней статьей, стыдно сказать, Новодворской (к которой я, кстати, очень долго относился с симпатией, полагая, что это — тонкая политическая пародия, что не может человек на самом деле думать такие мысли и выражать их такими словами — увы, теперь я понимаю, что все человек может) всплыло следующее высказывание Ахматовой, зафиксированное Л.К. Чуковской:
.
«Я блокаде не умиляюсь. Я ее ненавижу, как ненавижу ежовщину, как всё, что сделал Сталин. Это ведь тоже он, не только Гитлер, даже гораздо больше он, чем Гитлер… Для спасения людей, Царского, Павловска — город надо было отдать… Тогда не умерли бы сотни тысяч… Версаль сохранился, Париж не вымер — и снова он французский, не германский»
Печально не то, что Анна Андреевна, один из умнейших людей в России в XX веке, сморозила глупость при ужасном для нее известии о разрушении Царского (почему это глупость — наверное, объяснять не надо: Царское как раз и было сдано, и разрушено было именно потому, что с боями переходило из рук в руки, центр Петербурга уцелел именно потому, что город не сдавали, а судьба населения в обоих случая была равно плачевна, и все это к концу войны было более или менее известно и понятно). Здесь гораздо важнее сама коллизия: гений сгоряча говорит глупость (бывает, и хуже, чем просто глупость) — умный собеседник фиксирует (со своей осуждающей репликой): получается донос потомкам (не хуже доноса в НКВД). С другой стороны, что делать собеседнику? Утаить ради чистоты образа — пусть будет только «рядами стройными проходят ленинградцы, живые с мертвыми — у Бога мертвых нет»? Тоже скверно.
Нет, это не донос потомкам! Зачем в таких категориях думать?
потомки тоже не всегда дураки — разберутся. И не осудят)
В советской литературе о войне не освещалась широко, по понятным причинам, история оккупации. Между тем голод в Киеве осенью-весной 1941-1942 гг. — как раз то, что могло бы случиться с Ленинградом, если бы город отдали. Население города с 1941 по 1943 гг. уменьшилось почти вчетверо (с 400 с лишним до 100 с мелочью тысяч). Советская городская инфраструктура немцам была банально не нужна, поэтому чем крупнее был захваченный немцами город — тем хуже жилось его жителям. Относительно хорошо при оккупации жилось разве что крестьянам, но и тут был такой момент: если проводилась карательная операция, или если место вдруг понадобилось под немецкую колонию, то деревни раз — и нету, вместе со всеми жителями.
О том, как жили в оккупированном Павловске, можно прочесть в ЖЖ labas (из совсем недавних записей, весьма подробный дневник). О том, как жили в оккупированном Киеве — дневник Ирины Хорошуновой (он довольно часто встречается в сети) и множество других, более кратких воспоминаний (у меня накопилось много текстов на эту тему).
Про Царское Село есть дневник Л.Энгельгардт (интересный еще и психологически: автор вначале горячо ждет немцев как освободителей, потом в них разочаровывается и т.д.)
В Ленинграде было бы в любом случае еще хуже, чем в Киеве (т.е. тем, кого не убили бы сразу же)- по многим причинам.
В послесловии Урбана к «Блокаде» Гора приводятся документально зафиксированные планы по ликвидации Ленинграда. Речь шла не об оставлении на произвол судьбы и естественной убыли, как, например, в Пушкине (я прочел упомянутые воспоминания — очень интересные) или где-нибудь еще, а о сознательном уничтожении населении и — в некоторых предложениях — самого города. Включая, кстати, затопление (один из первых толчков к «Винете», между прочим). Речь, помимо прочего, шла о мистической связи Петербурга и России. Можно снести Москву — сдать, сжечь, затопить — с Россией ничего не будет. Одного изменения имени Петербурга было достаточно для проигрыша войны и кошмара революций. Если бы Ленинград сдали, России бы уже не было, а мы бы все вышли дымом.
Эти планы известны, но даже если бы они по каким-то причинам не были осуществлены, город все равно вымер бы, чуть быстрее или чуть медленнее. Населенным он Гитлеру был ни для чего не нужен.
Конечно, нужно говорить правду — вопрос лишь в том, понимает ли сам собеседник хорошо обстоятельства говорившего (в данном случае, Ахматовой). Это сведения «из первых рук», и если эти руки — его собственные, то, ИМХО, есть ответственность и за понимание контекста.
Миф об Ахматовой как о всегда во всем правой, гениальной, все понимавшей и заранее все знавшей, создан во многом людьми, которые на ее позолоченном фоне сами хотят казаться значительнее и крупнее от знакомства со столь триждывеличайшим человеком.
Ахматова не была «во всем права». Но она была 1)первоклассным поэтом 2)умным человеком. Главное же, что она воплощает живую, персональную связь между двумя великими эпохами русской культуры. Отсюда живая любовь к ней, к самой ее личности тех, кому дорога сама эта связь. И ненависть к ней — тех, кого эта связь раздражает.