В рецензии на написанную Еленой Шварц биографией Габриэля д’Аннунцио я отмечал достойное (и, на мой взгляд, сорверешнно необходимое автору биографий)умение не навязывать читателю свою персону свои суждения и интересы, самовыражаясь в другом — слоге, отборе фактов, их акцентировке. И это при том, что огромному большинству просвещенных русских читателей Елена Шварц значительно интереснее Габриэля д’Аннунцио.
Читая ее текст о Тютчеве
, печалишься, что весь этот злосчастный «альтернативный учебник» не написан ей одной. Другие, разумеется, будут «самовыражаться», что от них и требовалось.
И при том вот еще деталь: в устном общении, в лекциях, в статьях Елена Андреевна была не особенно пунктуальна в том, что касалось частных исторических фактов, что-то могла выразительности ради или просто из доверия к своей памяти исказить, сместить, обобщить. Тем поразительнее, насколько все фактически точно и выверено в этом кратком очерке (особенно в сравнении с тем легкомыслием, с которым Людмила Петрушевская, тоже большой писатель, подошла к биографии Пушкина). Какое в этом тексте уважение к тому, для кого он предназначен — к школьникам.
Елена Шварц о Тютчеве: 12 комментариев
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
«рассказывают не ученые-литературоведы, а современные писатели и поэты»
«издания, осуществленного при участии филологического факультета Санкт-Петербургского университета»
Так всё-таки не без участия профессионалов.
А меня всегда удивляло, зачем публиковать биографию зарубежного деятеля, написанную российским автором, вместо того, чтобы обубликовать биографию этого деятели, написанную либо его соотечественником (в данном случае — итальянцем), либо другим иностранцем (чаще всего это американец или англичанин :))) ), у которого были финансовые возможности долго и тщательно работать в архивах? То есть дело не в моем квасном антипатриотизме, а в том, что я предпочитаю биографии, написанные на основе первичных источников и автором, который имел время подробно их изучить.
Книгу Шварец про Д А. не читала, но утверждаю, что наверняка она написана без обращения к первичным материалам и прочая. Правда? Зато в США, кажется, была опубликована добротная биография декадента — почему было ее не опубликовать?
Дело в том, что биография всегда обращена к определенному читателю, находящемуся в определенном культурном контексте. Итальянские биографии д’Аннунцио требуют для русского читателя очень подробного комментария, американский биограф делает акцент не на том. что акцентировал бы русский. Поэтому общего правила нет.
В этом конкретном случае, даже, гипотетически, в случае компиляции, работа-не работа с архивами, встречи-интервью с современниками — не может иметь решающего значения.
Дело в том, что Елена Шварц для того читателя, который её вообще читает, — интереснее и значительнее материала, с которым работает.
Примерно как в «Истории Пугачевского бунта» и в «Истории Петра» Пушкина — нам интересен сам Пушкин, как бы глубоко он не уводил себя в тень.
Сам принцип заинтересованности читателя в тексте инак.
да, Валерий, как вы правы.
жаль, что Елене Шварц уже нельзя заказать такую книгу…
выверенность деталей — это, возможно, еще и работа Светланы Викторовны Друговейко, потому что она очень серьезно каждый текст проработала, судя по моему отрывку.
Почему же она не сделала этого в случае Петрушевской?
есть две версии у меня: что там не было деталей, которые можно было бы поправить (цельный текст, который как ни правь…) — и что вывешенный на Оупенспейсе текст Петрушевской не финальный, как и написал об этом Левенталь.
Статья о Тютчеве — замечательная, в ней говорится о сложных и тонких материях, и одаренному школьнику повезёт, если он впервые услышит о них от Елены Шварц.Статья насыщена стихами — в отличие от несчастного опуса Петрушевской, герой которого, по-видимому, никогда ничего не писал. И какое прекрасное совмещение в пределах небольшого текста биографических и литературных подробностей, и как много важных имен из окружения, и как открыто и деликатно изложены мучительные обстоятельства тютчевской личной ситуации. Одну неточность всё же хотелось бы указать — но это уж упрек редактору, а не автору. В переводе «Освобожденного Иерусалима», сделанного тютчевским домашним учителем Раичем, конечно, нет прилипшей к нему строки светского пародиста: «Вскипел Бульон, течет во храм». Школьнику и такой анекдот полезен, но уж и подавать его надо было как анекдот. Неудачной кажется и фраза, что , дескать, Тютчев с Шеллингом беседовал на-равных… А, собственно, как еще?
Из других прочитанных глав мне показалась замечательной статья Сергея Гандлевского о Бабеле.
У любимой мною писательницы Л.С. Петрушевской — явная неудача с Пушкиным. Чушь про кольчугу — самая большая, но не единственная в этой статье. Но про кольчугу уж просто стыдно.
Да, это и у меня вызвало сомнение — с Бульоном. Это та же история, что с псевдохвостовским «на стогнах там валялось много крав».
Да, точно. Поэты 18 века ( а Раич не по хронологии, но по духу должен быть зачислен туда) стали после жуковско-пушкинской революции стиха казаться такой отдаленной архаикой, что на них что угодно можно было повесить. Почти всерьез приписывалось Тредьяковскому замечательное пародийное стихотворение «Элефанты, и леонты и морские зраки…»
Да, и это тоже.
Да, так писать биографии… уметь надо. Мне бы когда-нибудь научиться!