В ходе продолжающейся литературной дискуссии неоднократно мелькало имя постоянного автора журнала «Крокодил» и любимца интеллектуалов-опрощенцев известного рода Вс.Емелина. Прежде я специально его творчеством особо не интересовался, а тут был повод прочитать.
Чтение любопытное.
Стихи 90-х — обычная «ироническая поэзия» той поры. Иртеньев в целом посмешнее и половчее будет, но и это местами смешно и бойко: «Все перепуталось, и сладко повторять: Россия, лето, два еврея». Но где-то с 2000 года Емелин почувствовал, судя по всему, «зов времени» и стал писать как бы отчасти всерьез. Стирание граней между пародией и серьезным высказыванием — путь очень тонкий и плодотворный, тут можно вспомнить и шварцевского «консервативно настроенного лунатика», и кое-что у Стратановского, и Пригова — и многое другое, начиная с обэриутов. Но тут есть одно условие: это, говоримое как бы всерьез и как бы понарошку, должно быть если не умно, то оригинально, интересно, талантливо. Если же нет, то получается похоже на… на что?
Маска Емелина — «русский», «бедный» и тупой гопник, ненавидящий «компрадорскую интеллигенцию», жидов и пидарасов, а заодно и весь их культур-мультур. Понятно, что этот герой омерзителен, омерзительность его, собственно, даже не отрицается, но как бы оправдывается — «условиями жизни»; в этом оправдании и содержится «серьезный» посыл емелинских стихов. Емелин, чьи читатели — это, разумеется, те самые «жиды и пидорасы», щекочет им нервы своим персонажем: вот мол, ужо вам вставят пистон. Те приятно поеживаются, не понимая, что пугаться, если на пошло, стоит не персонажа, а автора (поскольку все надо объяснять: не лично автора, а социотип, носителем которого он является). Но это отдельная история — про напористого полуинтеллигента и его роковую роль в русской культуре и истории. Точно написал об этом Олег Юрьев в статье про «хамофонию», хотя с его оценками личности и поэзии Владимира Маяковского я не вполне согласен.
Но,однако же, мы отвлеклись. На что это похоже? И тут в голову приходит неожиданное. Емелин — это гибрид Иртеньева и/или Кибирова не с Маяковским — с Александром Тиняковым. Культурно-типологическое сходство, формы и способ «эпатажа» очень похожи. «Ну, я не для вечности пишу, честное слово. Вот этого вот комплекса вечности у меня нет. Мне вот очень сейчас всего хочется. Я, может, последние годочки… мне хочется больше денег, женщин, я не знаю, как-то, так шампанского и роз. А про будущее – наплевать». Ну, кто еще в русской литературе мог так сказануть?
(Заодно у отвечу на обвинения в стремлении вытеснить Емелина и кого-то там еще из литературы. К литературе в моем личном, персональном смысле, то есть к тому, что я ценю и что мне интересно как словесное искусство, а не как социологический феномен, я Емелина никогда и не относил, но ее границы я уж имею право определять сам; а из литературы в общенародном смысле вытеснить никого нельзя, кроме совсем уж патологических графоманов. И Андрей Дементьтев, и Илья Резник, и Дарья Донцова — все они литераторы. Не слесари же?)
этак ты разговариваешь языком повести зощенко мишель синягин, а не реальной биографией тинякова.
имей в виду эту рамку, она есть.
Я говорю о текстах Тинякова, Я много читал его. Мишель Синягин гораздо симпатичнее.
мне эта ирония напомнила.
я тинякова как раз читала немного.
А что реальная биография тинякова? что меняет эта рамка?
http://lesgustoy.livejournal.com/1482207.html?thread=5487071
Ну вот, ты меня опередил.
Да просто это на поверхности лежит.
Надо только заставить себя прочесть Емелина.))
Самым глубоким высказываением остается статья Дашевского, но, на мой взгляд, Гриша усложнил дело.
А то, что Топоров объявил его первым поэтом, хорошо. Во-первых, чем до большего абсурда эти люди договорятся, тем лучше. А во-вторых, это хороший урок для друга моей юности Жени Мякишева. Теперь он будет в этой кодле вторым поэтом при первом Емелине. Для первого все же сложноват.
Нет, будем корректны: Топоров объявил Емелина первым поэтом Москвы. Подозреваю, что первым поэтом Петербурга окажется Мякишев. А м.б. об этом уже и говорилось прямо, не помню.
Вот и верь после этого интеллектуалам.
«Это разные вселенные. В одной из них вас нет, зато в вашей — коллективный Опенспейс присутствует с избытком.» Морев-Емелину. 21 декабря 2009г.
Так кто в чьей вселенной «присутствует с избытком»?
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Так все верно. Вы так шумны, что у некоторых дошли руки почитать и вас. Что ж тут удивительного.
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Жаль у меня до них никак руки не дойдут почитать.
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Вам совершенно без надобности, в этом и разница.
Для вас на месте разной живой литературы — коллективный Опенспейс, в том-то и проблема.
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Мне бы ваши проблемы.
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Что же делать: некоторые читают много, а некоторые мало, и этим гордятся.
Re: Вот и верь после этого интеллектуалам.
Так некогда.
Я знаете ли работаю.
И работа моя, увы, с чтением текстов никак не связана.
Не хватает на всех работы с текстами.
Чукча не читатель, чукча писатель
Оленей пасете, вероятно.
Но времени читать каждый чих, посвященный Вашей особе, и реагировать на него, у Вас хватает.
Re: Чукча не читатель, чукча писатель
Вечерами, долгими весенними вечерами…
Кстати не правда.
Далеко не на каждый чих я реагирую.
Если уж гайморит…
Теоретическое отступление
Вот, знаешь, чего я не понимаю: почему принимается как аксиома эта «масочность». Дело не в Емелине как таковом, те немногие стишки, какие мне подвертывались, были довольно обычными стихотворными фельетонами советского типа (по версификации и подаче, я имею в виду), и, в общем, не особо ловкими. Меня заинтересовала эта «масочность» как таковая, которую, с тех пор, как ее изобрели, суют куда надо и куда не надо.
Первая мысль: нужно хорошо знать человека, чтобы сказать: это «маска». Сам он не такой, а милейший, интеллигентнейший человек. Вот, как, например, мы много знаем об Олейникове и можем (т. е. имеем право при желании, хотя ни милейшим, ни интеллигентнейшим человеком он не был) сказать: да, это «маска», это говорение от лица персонажа.
Не знаю, насколько ты лично знаком с предметом твоего анализа, но все, что случайно попадается в Живом Журнале в прямом высказывании, как-то довольно хорошо кореллирует с личностью «лирического героя». Мне, конечно, можно немедленно сказать, что и это «маска», но все это никуда не ведет: если все маска, то где тогда не маска?
Поэтому я бы все же отказался от идеи сравнения «персонажа» с автором (это не твоя идея, а моя первая) и подумал бы вот о чем:
«Масочность» возникает (если возникает; ее, повторю, слишком часто суют куда надо и не надо) на фоне некоторой нормы, некоторого среднего промежутка если не дозволеного (общественным мнением, конечно, а не законами), то среднераспространенного. Тогда «маска» действительно сама ощущается как «маска». Это первое.
И второе: в самом тексте должны быть моменты отстранения, снятия маски — простыми способами или усложненными, с помощью выхода в абсурд (который тоже существует только на фоне нормы).
Второго у нас, кажется, нет — «масочность» Емелина принимается, так сказать, аксиоматически. Как бы для его и своего удобства.
Но это не самое главное. Главное, что у нас сейчас нет никакой «нормы», на фоне которой лирический герой этих нескольких стихотворений, что мне подворачивались, выглядел бы «персонажем». Ты читал, как я вижу, гораздо больше — может быть, на большом объеме это очевиднее. Но, честно говоря, не думаю — и не из-за Емелина, а из-за «фона»: нормы-то никакой не существует, «литартурная общественность», да и вообще общественность допускает в принципе все, что угодно, поэтому никакая маска, чисто теоретически, не может быть маской.
Еще раз: (это не для тебя, а для других читателей этого комментария) речь, как и в «Хамофонии», не о Емелине как таковом, пусть процветает как умеет.
Это чисто теоретический вопрос,который меня вдруг заинтересовал по ходу чтения твоей записи: могут ли сейчас, в данной конкретной культурной ситуации, существовать «масочные проекты»? Вообще.
Я склоняюсь к отрицательному ответу.
Re: Теоретическое отступление
Емелин сам подчеркнуть свою «масочность» не прочь, — «мой учитель Пригов» и т.д. Так же, кстати, вел себя и Тиняков, который одной рукой эпатировал, а другой на всякий случай создавал себе алиби.
Re: Теоретическое отступление
Ну так я же не про него, как я и сказал.
Понятно, что намекать на «масочность» выгодно. Но это уже другой аспект.
Я вообще о возможности «масочности» сейчас, в обстановке полной вседозволенности, отстутствия, так сказать,»среднего класса», задающего фасон «человеческого лица», на которое надеваетсь маска. Ведь не считать же средним классом гламуризированную люмпен-интеллигенцию обеих столиц, с одной стороны, и полностье растерявшее всякие ориентиры «инженерье».
Я, повторяю, пришел пока к общетеоретическому выводу, что масочность сейчас невозможна — никакая. И даже — условный пример — Пригов был бы сейчас не масочен, а воспринимался бы впрямую. Он уже переставал быть масочен, причем в разные стороны — какие-то тексты отделялись от него, а масочное поведение прирастало к лицу.
Маска сегодня больше не снимается. Значит, это не маска.
Такой вот венецианский карнавал.
Re: Теоретическое отступление
Долго думал — и, нет, не согласен.
Во-первых, и со средним классом-инженерьем все не так просто. Во-вторых, именно двадцатые годы, когда были похожие процессы (распад старых страт и поведеческих норм, медленное и странное формирование новых, бытовая «дикость» и т.д.)и были временем расцвета «масочности» в культуре. Собственно, то, что масочное высказывание/поведение может приниматься всерьез, как раз является условием такого расцвета. Я об этом напишу, пожалуй, следующий текст для Камеры. И про Пригова тоже.
Re: Теоретическое отступление
Очень хорошо. Тогда и поспорим. Мне кажется сопоставление с 20-ми годами ложным.
Опять Емелин…
На мой взгляд, Емелин ничего общего с Тиняковым не имеет; скорее, это гибрид Брехта с Нельдихеном (если уж брать кого-то из «серебряного века»).
Тиняков демонстративно отрекался от норм своего круга. Емелин ни от каких норм своего круга не отрекается. Он подаёт интеллигенции в изящной форме социальное «другое». И интеллигенция (в некоторой своей части) любит Емелина не потому, что желает опроститься, а потому что он работает, собственно говоря, для неё (подобно тому как Клюев работал не для крестьян, а для элиты, притом довольно рафинированной).
Тиняков — условно говоря, люмпен. Емелин — условно говоря, трикстер.
Разумеется, «первый поэт страны» (и даже «первый поэт Москвы») — это перебор (мягко выражаясь).
И всё же Емелин важен. Вот почему.
Все социальные травмы всегда должны быть проговорены. Желательно — на высоком уровне. Чем выше уровень, на котором они будут проговорены, тем лучше.
Емелин проговаривает травмы социума. Притом делает это на довольно высоком уровне (достаточно сказать, что он понял, как правильно пользоваться достижениями Пригова).
Re: Опять Емелин…
Отличие Емелина от Тинякова в том, что у Тинякова не получилось сделать свой проект коммерчески успешным. Нельдихен вообще не при чем, его герой — нежный придурок «из хорошей семьи», а не угрюмый пролетарий.
Re: Опять Емелин…
Кирилл, ну Нельдихена-то зачем трогать? Этот тихий гений совсем из другой оперы)
Тут уместнее вспомнить Маркова (смоленского) или Карманникова, генеалогия оттуда идёт
Совсем не согласен с Вашей характеристики «маски» или «героя» Емелина. В большинстве случаев это никак не жлоб и никак не тупой гопник. Скорее уж «спившийся интеллигент» в терминологии персонажа Гашека. Но и не в точности он.
Да и вообще терминология маски не везде уместна в казусе Емелина (быть может, и вовсне нигде). В его стихах говорящего может не быть вообще: речь ни от кого. Или — что попроще — от многих, осколочно. Полслова — один, полфразы — другой, а там вдруг выкрик из случайно выкрученного на полную громкость радио.
Дашевский понял кое-что важное про Емелина. К сожалению, мы обсуждаем все больше второй-третий сборники, в то время как концентрация шедевров (кавычки опциональны) выше всего в первой книжке.
Остаётся только грустно кивнуть. Общество в процессе городской революции! И конца этому не видно.