http://www.booknik.ru/context/?id=25954
«Первые несколько страниц (похороны матери) меня почти испугали и одновременно обрадовали — показались совсем даже неплохими. Но — сошло на нет. И, кстати, я вспомнил, что двадцать лет тому назад начало мне тоже скорее понравилось. Говорить, конечно, следует о том, что есть, а не о том, чего нет и что можно было бы сделать, но из первой половины текста можно было бы, вообще говоря, выстричь пять-шесть небольших рассказов, несколько несамостоятельных по стилистике в широком эклектическом диапазоне (Куприн/Леонид Андреев/Шмелев), но в целом вполне пристойного дореволюционного качества. А из второй половины — пару очерков во вкусе «молодой советской прозы 20-х гг.» — которая про гражданскую войну в Сибири и на Дальнем Востоке (Вс. Иванов, например; т.е. слегка похуже, чем Иванов, конечно, но тоже ничего). Можно было бы произвести и другую процедуру — прочесать мелким гребешком да и вычесать все пластически и ритмически тонкие «модернистские» фразы. Получилось бы страниц, думаю, сорок «пастернаковской прозы 30 гг.». А сухой остаток — раздать бедным. Сухим пайком. Впрочем, они его, кажется, уже получили. «
Что ж, среди всевозможных прозаических и стихотворных расправ над «Доктором Живаго» эта займет достойное место. Только как и в военных мемуарах, в этом тексте значительное место отведено повторному (десятому? пятидесятому?), уже — текстовому, уничтожению противника.
«После смерти Мирового Духа (по аттестации, как известно, будущего идеолога Евросоюза мсье Кожевникова)…»
мсье Александра Кожева, видимо.
он Кожевников в девичестве.
точно. и «мсье Кожевников» — забавнее.
были Гамильтонами — стали Хомутовыми. И наоборот.