Март во Франкфурте. После долгой, как ни странно, зимы

Наутро с газонов исчез снег; запахло кипяченым бельем.

Под стеной зоопарка лежали маленькие разноцветные говна.

Одна женщина (говорят, стюардесса) шла мимо них в сторону какого-то свана или хевсура в летном полушубке, с такой силой двигая под плащом ягодицами, что у плаща шевелился воротничок.

Несколько казахов в стеганых ватниках и штанах из того особого синего х/б, что после второго надевания начинает казаться совершенно обспусканным, собирали говна на двухколесные подносы с длинной ручкой, давая им при этом отдельные имена. Например: “А это еще что за сизомудия такая?!”

Вдруг одновременно со всех сторон, но неизвестно откуда запели птички. В сущности, птицы пищат, как резиновые игрушки для ванной — вот и все ихнее пение. Кроме, конечно, орлов из застенного вольера, копающих клювом в подмышке, и сороковорон, крупно качающихся на голых остриях деревьев — в потечно синеющем небе. Те кричат по-человечески. Но сегодня они почему-то молчали.