Итак, по сложившейся традиции отмечаем очередное трудовое (или всё же спортивное?) достижение статьи Ольги Мартыновой «Загробная победа соцреализма», опубликованной на OpenSpace.ru 14.09.2009. Сегодня счетчик показал 20 000 посещений.
Напомним вкратце историю знаменитой статьи.
Исходно она была написана по-немецки для цюрихской газеты «Neue Zürcher Zeitung» (одной из лучших европейских газет и уж, несомненно, самой качественной ежедневной газеты немецкоязычного пространства) и кратко информировала читателей о некоторых тенденциях в российской (тогдашней, это было в 2009 г.) молодой прозе и издательской ситуации — о возвращении, в значительно еще более убогом виде, литературы советского типа.
Не прошло и часа с момента появлeния в Сети номера «Neue Zürcher Zeitung», как перевод статьи на русский язык — мало того, что без спросу и разрешения, но и чудовищно неуклюжий и с многочисленными ошибками понимания — появился на сайте ИноСМИ, занимающемся. таким образом, самым откровенным воровством и пиратством, права на перевод газетных статей принадлежат, как правило, их авторам и совершенно не являются public domain (очень хотелось бы это самое ИноСМИ как-нибудь засудить — за воровство и моральный ущерб, выражающийся в плохом переводе, поскольку всё это не прекращается, о чем ниже). И что тут началось! Настоящая истерика началась — толпы людей почувствовали себя лично задетыми, в том числе и некоторые упомянутые в статье «молодые литераторы» (обозначение из советских времен, ничего хорошего я в него не вкладываю — тип молодого человека кочующего по редакциям, конференциям и комсомольским командировкам)! В результате OpenSpace обратился к автору с просьбой об аутентичном переводе. В порядке исключения (переводить собственные газетные статьи, написанные для совершенно другой публики с совершенно отличными базовыми сведениями занятие не из легких и из самых нелюбимых) автор согласился. Перевел, кое-что уточнил, кое-что расширил и объяснил. После этого обсуждение пошло на второй виток, потом еще на один, потом и еще… Причем, в основном, в жанре: «нас» — иногда «русскую литературу», но это было вранье и передержка, в виду очевидно имелась не русская литературы, а именно они — «называют серыми, полуграмотными и тупыми; да, мы именно такие и есть и это очень правильно, а автор — сволочь! Если правильно, так чего же так обижаться, спрашивается? А один от природы, видимо, неглупый (поскольку обиды старался не показать) герой объяснил в интервью, что Ольге Мартыновой де кажется, что он-де, герой, не умеет писать по-русски («огромные грудки» и пр., ну вы понимаете) из-за ее… «либерализма». Какое отношение имеет ее либерализм (даже если он и присутствует) к «огромным грудкам» и прочей смехотворной ерунде? — останется тайной знаменитого русского писателя «наших», а точнее «ваших дней». А так-то хорошее объяснение — либерализм не дает насладиться благоуханной кучей.
Через годика полтара обсуждения поутихли, но статья продолжает читаться, стало быть, продолжает жить и именно для того, чтобы очередной раз зафиксировать это удивительное (и прекрасное) обстоятельство, я и завел манеру отмечать каждые следующие 5 тысяч кликов.
Думаю, сейчас наиболее актуальными в этой статье являются не столько места, посвященные «новому реализму», кажется, потихоньку возвращающемуся туда, откуда спыгнул или вылез — на ветку или в пещеру. Важными являются затронутые в ней механизмы возрождения и воспроизведения советской культурно-антропологической модели, совершенно не ограничивающейся полуграмотной чернухой, выдаваемой за «правду о нашей жизни». Сейчас, если бы автор взялся за такую статью, он бы, вероятно, куда больше внимания посвятил затронутым, но недостаточно развернуто затронутым, «имитационным моделям» и интеллигентским составляющим «новой советской литературы». Но автора, конечно, не уговоришь этим заняться — у него есть чем заняться и без того, а как автор вспомнит, сколько ему в порядке подготовки пришлось прочитать плохой и очень плохой прозы, так вздрогнет автор и еще раз решительно откажется. Я пробовал, уговаривал.
Кстати, недавно в том же самом бандитском ИноСМИ перевели статью Ольги Мартыновой из той же самой NZZ (о ее выходе по обыкновению мы сообщали) — о причинах, по которым на Западе никак не дождутся из России нового Толстого или Достоевского, т. е., в основном, об особенностях традиционных и ставших уже архетипическими ожиданий на Западе от русской литературы. Немедленно — двести откликов обиженных дураков, с репликами типа «а что-то я никаких швейцарских писателей не знаю» (кто бы сомневался) и «автор не умеет писать по-русски» (опять же люди не в состоянии понять, что ИноСМИ вдрючивает им на скорую руку сляпанные переводы неведомых халтурщиков). Но поскольку никто из «литераторов» не почувствовал себя непосредственно задетым, скандала (и слава Б-гу, скушная вещь, в сущности) не завязалось.
Короче говоря, кто еще эту статью не читал — читайте и сами думайте. Через пять тысяч кликов мы к этому разговору вернемся.
Перечитал с интересом статью и, если позволите, выскажу мнение. Прилепина можно использовать как парадигматический пример в обсуждении той проблемы, на которую указала О.М.. То, что литература определённого качества становится востребованной и получает статус «главной» у читателя, не должно смущать наблюдателя. Мне кажется, что интерес к языку, новым образам и неожиданным идеям, который О.М. хотела бы видеть в «главной» литературе, не может в ней возникнуть, потому что эта литература занята идеологическим поиском. Не только писатель, но и читатель уже не верит в бескорыстное искусство, искусство ради искусства. В этих обстоятельствах убедительнее звучит лозунг «искусство служит», чем «искусству служат». Прилепин важен тем, что пытается не только дать голос экономически разочарованной части населения, но и оформить их существование эстетически. В этих условиях не остаётся времени на тонкую игру, для которой нужны более холодный ум и досуг. Замечательно, между прочим, что Прилепин говорит в одном из последних интервью про пассионарность народа: не склонность размышлять и поступать обдуманно и взвешенно, а лишь готовность действовать. Такая литература ищет и находит оправдание и смысл не в высокой оценке знатока, а в коллективности, массовости, т.е. основаниях не столько эстетических, сколько политических. Эта установка, конечно, старше соцреализма. Набоков этим вопросом интересовался и написал на эту тему роман. Наверное, дело в том, что для расцвета качественной литературы требуется публика, не подвергнутая оглушительному сознанию социальной несправедливости и не испытывающая острого дефицита социальной кооперации. В болезненном обществе искусство пытается лечить, и, видимо, чем запущеннее болезнь, тем грубее лекарство. Хорошо ли, что именно искусству приходится отыскивать коллективный смысл, сказать трудно. Но исторически, пожалуй, это одна из его функций.
Я с такой постановкой вопроса несогласен. С моей точки зрения, когда в некоторой культуре принимается — по любым причином, в т. ч. и по перечисленным Вами — понижение качества, то означает это только одно: шаг к самоуничтожению этой стадиальной культуры. В сущности, это было характерно и для официальной советской культуры, построенной на «условном качестве» — в пределах возможного, на фоне разрешенного и т. д.
Понятно, что «абсолютное качество» — качество романов Вен. Ерофеева, Саши Соколова, «Псалма» Горенштейна и некоторых других, пусть и сравнительно немногих прозаических текстов, и ОЧЕНЬ многих поэтических текстов — было достигнуто и могло быть достигнуто только ВНЕ системы советской литературы с ее общественно-политическими обоснованиями в рамках возможного.
Причем я не отрицаю общественно-политических обоснований как таковых, в 19 веке они не мешали созданию, мягко говоря, вполне полноценной литературы. Существенно сейчас, кроме того, не то, что нужны прилепины, а что прилепины съели и испортили неприлепиных. А что они себя выдают за «нужных», так это и их советские образцы делали. Это все меня совершенно не убеждает.
Вероятно, для меня текущая ситуация не воспринимается на фоне советской, как её повторение или нереализованное отрицание. Если говорить о советской ситуации, то я вполне согласен. Уровень насилия и контроля в отношении искусства, конечно, был беспрецедентным, и в тех условиях поиски или фиксация коллективного смысла, по большему счёту фиктивного, не мог не вызывать отторжения и отвращения; а забвение игры в пользу политики было, безусловно, симптомом укоренённой порочности (и на это указывал Набоков). Но когда я читаю Прилепина, то понижение качества, о котором Вы говорите, не ощущается как понижение, а лишь как поиск актуальных решений, обусловленный настоящим. Советская ситуация уже непредставима, настолько подвергнута отторжению, что не рассматривается в качестве возможного сценария. Другими словами, угроза неверного решения меня если и пугает, то не слишком. Может быть, в этом дело: отсутствие коллективного смысла и зашоренность «эстетизма», его изоляционизм кажутся публике менее привлекательными, чем политика Прилепина (хотя и в ней нет ничего приятного, но это, что называется, местный недостаток). Мне даже кажется, что эту же карту разыгрывает Дм. Быков. То есть не столько они объявляют себя нужными, сколько публика их таковыми видит.
Давайте на этом лучше закончим, Вы явно не слышите ни того, что я говорю, ни того, что говорилось в статье, которая о том как раз и рассказывает, как — антропологически и организационно — нынешняя ситуация связана с советской.
Как Вам будет угодно. Я только высказывал своё мнение. Извините.