Много смешного.
Среди прочего: рецензия Гл. Морева на новое издание Введенского. Мнения по поводу филологических достоинств тома, подготовленного Анной Герасимовой, у меня пока что не имеется, поскольку и самого тома не имеется. А вот, скажем, сделанный в свое время Герасимовой, кажется, в «Водолее», сборник стихов Вагинова действительно полагаю лучшим из существующих.
Заинтересовало меня в этом тексте другое — яростная борьба Морева за право объявить и Введенского, и заодно уж Хармса потенциальными «немецко-фашистскими прихвостнями». Причем единственно на основании доносов и допросов:
Для меня очевидно, что отложившиеся в деле Введенского документы совершенно правдивы и не содержат никакой клеветы на него. Это же, к слову, относится к делу арестованного месяцем ранее в Ленинграде Хармса. И Хармс, и Введенский испытывали (в разной, впрочем, степени) пронемецкие симпатии, за которые и были арестованы: полубезумный к осени 1941 года Хармс попросту с нетерпением ждал прихода немецких войск и, как свидетельствует один из доносов, несомненно сохранивший подлинный голос Хармса, готов был расстреливать с крыши отступающих красногвардейцев, а сохранявший трезвость ума Введенский участвовал в антифашистской пропаганде (Викторов приводит три таких текста Введенского) и одновременно, как он сам свидетельствовал на последнем допросе, «собирался оставить семью в г. Харькове и в случае занятия его немцами, [и] <…> сомневался в правдивости сообщений о зверствах немцев» (с. 510).
Ничего более филологического и исторического в качестве обоснования не предъявляется — кроме того, что Гл. Морев-де верит доносам и допросам. Вера эта — личное дело рецензента (пока он не служит в учреждениях, принимающих доносы и производящих допросы), но всё же несколько удивляет. Люди и в отравлении колодцев сознавались, и во взрыве заводов и в намерении угрохать тов. Сталина, а не то что в «пронемецких симпатиях».
Очевидно — и всё тут! Я уже когда-то сталкивался с этим убеждением Гл. Морева в правдивости доносов на Хармса и Введенского в частном, так сказать, порядке — т. е. то ли в его блоге, то ли в каких-то комментариях к чьей-то записи, не помню уже точно, и уже тогда подивился страстности, с какою отстаивалось это убеждение — теперь оформленное, так сказать, официально. Такое ощущение — только ощущение, ничего филологического или исторического в нем нет! — что за этим стоит какое-то глубоко личное понимание готовности расстреливать отступающих красноармейцев. Или даже скорее какое-то очень личное желание, чтобы это было именно так.
А вот еще очень забавное явление жизни:
Вытесненный евреями и эмигрантами с просторов литературной жизни обратно в ленинградскую люмпен-литературу, из которой когда-то вышел, Вик. Топоров, оказывается, решил устроить премию имени «Гниды Григорьева».
Упаси бог, это не я так называю некоторое время назад умершего ленинградского стихотворца — я его знать не знал и никогда им не интересовался. Это как раз его друг и покровитель Вик. Топоров так его всегда называл (по крайней мере, в первой половине 80-х гг., когда я сам это несколько раз слышал), в глаза и за глаза, прибавляя (за глаза), что «Гнида болен клептоманией и будьте с ним поосторожнее» и прочие всякие неаппетитные подробности (чему, конечно, и кроме меня масса свидетелей) — поэтому «погонялово» тогда распространилось. Не без симпатии, конечно, называл — но это такой принцип, как в известном кино «Макулатура», весьма неудачно названном в русском прокате «Криминальное чтиво»: «Ты мой ниггер? — Я твой ниггер!» Сначал признай себя «ниггером», потом получи кусок — так было всегда в этом кругу, кругу спивающихся люмпен-литераторов вокруг богатого литхалтурщика Топорова. Впрочем, куплеты, сочиняемые Ген. Григорьевым, он и тогда чрезвычайно восхвалял, что и тогда, т. е. в начале 80-х гг., служило весьма дурной рекомендацией, по крайней мере, для меня. На Топорова мы ходили посмеяться, как на забавно плюющегося и скачущего моржа в зоопарке — по тогдашним-то, томительно скушным советским временам и это было развлечение.
А теперь, вишь, затеялась люмпен-литературная премия, в основу которой положен все тот же самый принцип «проверки на вшивость». Только пройти эту проверку надо в положительном смысле — т. е. вшивость обнаружить: самому, например, прислать свои «хорошенькие стишки», как говаривала одна ленинградская поэтесса времен моей молодости, «на премию», вручаемую несколькими люмпен-литераторами и получить для начала литконсультацию на уровне литкружка при многотиражке милицейского училища.
Уж не знаю, предупреждали об этом «номинантов» или нет, но в нормальном мире, т. е. вне ленинградской люмпен-литературы, процедура весьма странная. — все-таки премия премией, а литконсультация литконсультацией, да еще к тому же литконсультация публичная (печатная, пусть и в непечатном журнальчике) и до объявления результатов люмпен-голосования люмпен-жюри. Интересно, что, кажется, никому не пришло в голову возмутиться или даже удивиться. Ну и, уж конечно, почти каждому отконсультированному было в той или иной степени нахамлено (изредка в форме похвалы). Ссылок не даю по врожденной брезгливости — кому интересно, может сходить в клоачный журнал «Прочтение» и удостовериться.
В сущности, речь идет о том же самом — нужно изъявить готовность признать себя «топоровским ниггером», пройти инициацию — как в пионерлагере или на военных сборах: получить от «крутых» инициационного пенделя и надеяться, что возьмут в банду и тогда в супе окажется несколько волокон тушенки. А дальше, может быть, еще что-нибудь дадут — возможность дать кому-нибудь другому пенделя, например.
Ленинградских «получателей пенделя» мне, честно говоря, не жалко — должны были знать, на что идут; не вчера на свет родились. Но, вероятно, большинству из них терять было совершенно нечего. Все что могли, они уже потеряли в унизительной советской молодежно-литературной возне — в «конференциях молодых литераторов», в редакциях, литобъединениях… Ну, и, конечно, заслуживают уважения «не купившиеся» на призыв «Марселаса Уоллеса» или как там его звали. По меньшей мере, за здравый смысл и/или здоровую брезгливость.
Все-таки — и это я считаю важным — у настоящего поэта должно быть чувство собственного достоинства. Точнее, его не может не быть. Не советский гонор с пьяными криками в совписовской столовой «да ты, старик, гений, да я, старик, гений», а потом «первый пошел», «второй пошел» — лебезить перед редакторами, референтами и секретарями, — а настоящее чувство собственного достоинства, самостоянье человека.
В конце концов, именно это, а уже потом «чисто эстетическая сторона», отличало — отличило! — людей «ленинградской неофициальной литературы», вне всякого сомнения, авторов очень разных дарований и, вне всякогого сомнения, с очень разной степенью добровольности попавших в свою ситуацию. Первое, базовое отличие их от сидельцев в совписовских очередях, не говоря уже о литхалтурщиках типа Топорова, это был отказ признавать право не только советских инстанций, но и всех этих невежественных, скучных, бездарных людей с писательскими книжками в кармане судить и решать. Именно этот отказ, отказ от сидения в советской очереди к кормушке, отказ от унижения и пресмыкания сделал из нескольких талантливых людей больших поэтов.
Ну, короче, местные получили сами знают за что. А вот за что иногородним?
Впрочем, и иногородние, зная многолетнюю деятельность Топорова, могли бы сообразить. Стало быть, и их не очень жалко.
Безотносительно к Введенскому, который якобы
«сомневался в правдивости сообщений о зверствах немцев».
Когда мой дед удирал из Симферополя, его сосед обьяснял ему, что это большая глупость, поскольку при немцах можно будет заняться коммерцией. Как вскоре выяснилось, сосед сделал большую (и фатальную) глупость . . .
Re: Безотносительно к Введенскому, который якобы
Это известно.
Но я писал не об этом.
Re: Безотносительно к Введенскому, который якобы
В смысле, сомневаться в правдивости — это много кто сомневался, в первую очередь жители тех районов, которые в Первую мировую войну были под немецкой оккупацией, действительно, довольно корректной. И очень многие за это поплатились жизнью — в смысле, евреи, верующие в «Бокл, Колумбус, цивилизация».
Но стрелять в спины красноармейцев — это уже несколько другая история.
Но главное, речь идет о признании энкаведешных допросов и доносов тридцатых годов источниками информации для какого бы то ни было рода утверждений.
Re: Безотносительно к Введенскому, который якобы
Да, это по меньшей мере глупо.
Re: Безотносительно к Введенскому, который якобы
а теперь еще раз подумайте над своей репликой. и над исходной заодно. я надеюсь, что, подумав, вы убедитесь, что написали глупость под глупостью. виноват, но иного слова для квалификации не нашел. не обижайтесь и вы, олег.
Re: Безотносительно к Введенскому, который якобы
Обижаться на Вас не приходится, и давно уже не приходится, но идея, что я стану вступать с Вами в какие-либо объяснения после предыдущего сеанса (http://oleg-jurjew.livejournal.com/312652.html), по ходу которого Вы откровенно признались в подростковой грубости в мой адрес, свидетельствует о чрезвычайной степени наивности.
Вы опубликовали статью, я высказал в этой связи свои наблюдения, к Вам лично никак не обращаясь.
Мне совершенно безразлично, что Вы обо мне думаете или говорите, но на территории этого журнала рамки допустимого определяю я. Так что идите, пожалуйста, откуда пришли и ждите там оккупантов до морковкина заговенья.
Всякий Ваш следующий комментарий, если он не будет развернутым, безоговорочным и искренним извинением в грубости и невоспитанности в сочетании с обещанием исправиться, будет стерт, а Вы будете лишены технической возможности оставлять комментарии в этом журнале.
Надеюсь, что «Все» будет отлично.
От чтения статьи осталось занимательное ощущение. Оказывается, склонность к разборчивому хамству, свойственная г-ну Мореву в его частных проявлениях, и в его публичных выступлениях неистребима.
Насчет «Всего» я как-то и не волновался особо — из вышеупомянутой презумпции. Но если даже половина собственно филологических претензий рецензента соответствует действительности, то это очень и очень огорчительно. Я большой противник «синдрома Сажина» — т. е. печатанья Хармса со всеми его грамматическими ошибками и т. п.
В общем, боюсь, что надо посмотреть.
По интервью Герасимовой у меня, честно говоря, создалось ощущение — но это только мое ощущение, не подкрепленное никакими доказательствами — что все это ей уже и не особенно интересно.
все это ей уже и не особенно интересно — В ее предисловии так прямо и написано
Надо посмотреть.
То есть, мы имеем только протоколы допросов и доносы, в одном из которых якобы сохранился «подлинный голос Хармса»? Нет, теперь все-таки придется купить книгу и внимательно изучить (а ведь я так надеялся обойтись мейлаховским двухтомником).
Мне кажется, из приведенной мною цитаты это следует совершенно определенно.
Но Вы же прочли рецензию целиком? Мне кажется, я ничего не просмотрел и ни о каких других источниках, помимо следственных дел, там не говорится.
Но повторяю, существует еще разница между гипотетическим намерением не эвакуироваться и желанием стрелять в спину отступающим солдатам.
Да, статью, прочел, даже дважды. У меня был, скорее, риторический «всплеск».
Точка зрения эта не оригинальна, хотя Морев проявляет своего рода настойчивость, что не может не заинтересовать. Еще несколько лет я услышал от одного собеседника, не чуждого «авангарду», что Хармс был действительным антисоветчиком, вел активную «подрывную деятельность», в чем собеседник мой усматривал «трагедию времени». Впрочем, Морев — не мой собеседник, их роднит лишь то, что оба опираются на допросы и доносы.
Нашел старую запись в журнале Глеба Морева:
http://kritmassa.livejournal.com/8791.html
Очень интересный разговор. В самом посте упоминается публикация Сажина (письма Введенского), с которой я так в свое время, увы, и не ознакомился (то, что Герасимова поместила в качестве приложения).
Да, это я и имел в виду.
Фактическая сторона, мне кажется, изложена Валерием Игоревигчем Шубинским вполне основательно. Он как раз был в материале на тот момент.
Переписка Введенского и Хармса у меня есть в виде книжки, из Парижа выписал в свое время.
Опасное это дело — воспитание родителей.
Надеюсь, об ойчдетсь без «культурного шока».
Обойдется.
(Опечатки совсем замучали).
P.S. к рецензии
User referenced to your post from P.S. к рецензии saying: […] Вот здесь (http://oleg-jurjew.livejournal.com/378120.html […]
No title
User referenced to your post from No title saying: […] Перепост. Отсюда: http ://oleg -jurjew .livejournal .com /378120.html ?style =mine […]
«В дополнение к сказанному» 🙂
http://demian123.livejournal.com/33245.html
http://demian123.livejournal.com/11252.html
http://demian123.livejournal.com/13667.html
http://demian123.livejournal.com/13947.html
http://demian123.livejournal.com/14607.html
http://kritmassa.livejournal.com/261284.html
http://demian123.livejournal.com/18268.html
http://demian123.livejournal.com/30067.html
Ну и…- и.., всё же..:
http://kritmassa.livejournal.com/261284.html
Не ссорьтесь же, ёклмн, люди добрые! Ей богу.
Вон, казалось бы – явный скунс из села Чугуева. А вы – того – между собой. Что ж: вот так: пусть себе из Чугуева – и плывёт?
Пока вы там тут промеж собой пикируетесь. 🙂
Вы знаете, есть очень немного людей, про которых можно было бы сказать, что я с ними «между собой». Глеб Морев к ним не относится и никогда не относился.
Борьбы с Топоровым же я никакой не веду (как и ни с кем, собственно), дело вовсе не в этом глубоко больном человеке, которого давно следовало бы поместить в пансионат с ласковыми сестрами и щадящими методами лечения. И ни в коем случае не выпускать на улицу без пригляда, потому что он заразен. Но дело в конечном итоге не в нем лично, а в литературно-общественной ситуации, где больше не существует простейших ограничений, обеспечивающих хоть какую-то цивилизованность поведения. Это касается далеко не только Топорова, но в данном случае я счел своей обязанностью высказаться, поскольку никому, кажется, не пришло в голову удивиться всей этой истории — даже непосредственно пострадавшим стихотворцам. Что является отдельным интерсным признаком люмпенизации.
История с премией им. Г. Григорьева имеет педагогическое значение и если мояю запись хотя бы одному человеку поможет «остановиться — оглянуться» и понять, как это всё выглядит, то это будет означать, что я не зря ее писал.
Всё, что после первого абзаца, — зто и важно. Аминь. 🙂
>Борьбы с Топоровым же я никакой не веду (как и ни с кем, собственно), дело вовсе не в этом глубоко больном человеке, которого давно следовало бы поместить в пансионат с ласковыми сестрами и щадящими методами лечения.
Извините конечно, но мне кажется, что Вы неправильно понимаете Топорова.
Он не больной, он просто деньги зарабатывает, как может.
По старому принципу — «Деньги не пахнут».
Я немного общаюсь с Дмитрием Бавильским, одним из его редакторов.
И прекрасно знаю, что когда Дмитрий Евгеньич говорит Виктору Леонидычу:
— Ну это ты, брат, загнул, переделай, а то в Часкорр не возьму, (ему там платят денежку)
Виктор Леонидыч, как нормальный, немедленно переделывает.
Он очень покладистый автор и редакторов уважает.
Подобное мало подходит к больному человеку.
Работает он скандалистом и говнометом. Работа у него такая.
Какая есть. На другую не берут.
Нет, не думаю, что я неправильно понимаю Топорова. Я знаком с ним около 30 лет, наблюдал его в разных ситуациях и знаю про него и про его «круг» гораздо больше, чем кто бы то ни было (всключая сюда и самого беднягу) мог себе представить. Я знаю историю болезни в ее развитии, причем начиная с самых ранних проявлений.
Думаю, что я правильно понимаю и Бавильского. С моей точки зрения, человек, систематически предоставляющий предоставляющий громкоговоритель несчастному безумцу, хватающему прохожих за рукава и осыпающего их бессмысленной бранью — значительно вреднее и опаснее (в культурно-общественном смысле) самого больного.
Я эту точку зрения неоднократно высказывал, в том числе (совсем недавно) и самому Бавильскому.
Но, надеюсь, мы не будем это дальше обсуждать. Я свою точку зрения полностью высказал и уже, собственно, перешел к следующим размышлениям.
Хорошая точка.
Отсчёта.
>Я эту точку зрения неоднократно высказывал, в том числе (совсем недавно) и самому Бавильскому.
Здесь мы с Вами совпадаем. Я Бавилькому много раз пенял на…
Увы, он тверд в своих предпочтениях. Такая твердая позиция невольно вызывает уважение.
У меня не вызывает.
«И я, и я — того же мнения»(с) 🙂
Порадовали Вы меня этим текстом.
Сам Олег Григорьев был не без таланта.
Вдоль реки бежал Аким,
Оставался он сухим.
Побежал он поперек,
Весь до ниточки промок.
Это помимо его знаменитого «Я спросил электрика Петрова….»
Но вот когда Топоров премию его имени затевает…
Этот Григорьев — Олег Евгеньевич — был не «не без таланта», а великим русским поэтом.
Премийка же учреждена в честь другого Григорьева, Геннадия, не имеющего к первому ровно никакого отношения (за исключением несчастной русской болезни).
Меня как раз одинаковая болезнь с толку сбила.
А то, что Олег Григорьев был великим поэтом, я с Вами полностью согласен.
Ага! Немножечкочутьчуть — напёрсточничество. Для людей, вроде меня, несведущих, вся эта игра с разными Григорьевами, на невинном голубом глазу устроителя — немножечко напёрсточничество.
Кто ж из — на того самого Григорьева не поведётся!?
А тот Григорьев, при ближайшем, оказывается — вон оно что. Этот. 🙂
Хотя — зэльба шульд: мы тоже ленивы и нелюбопытны. 🙂
И ещё подумалось: а может всё не так плоско, в двух измерениях? Может — третий путь? Григорьев-Третий?
С намёком на премию им. Аполлона Григорьева?
Топоровая, дескать, немножко, с одной стороны, «альтернативная», а немножко-чуть-чуть — с другой — «с намЪёком». Фамилия, премия (имени фамилии) — на слуху: проверено: магнетизм, т.ск., есть. («Был в нём (в Григорьеве, — Д.Ф.) некий магнетизм, притягивающий к себе сердца людей простого народа.»). Вот и народ,подумали, наверное, устроители — и потянется на звук. Рефлекторно.
У собаки Павлова спросите. Он скажет.:)
Из моего предисловия не явствует, что неинтересно. Явствует, что я аут оф бизнес пятнадцать лет и взялась за эту книгу немножко из-под палки (что эта палка отчасти своя собственная — отдельный разговор). Как получилось — вам судить.
Интересно, лестно и вообще огромная, непосильная, непонятно каким образом все же совершившаяся и, в общем-то, неблагодарная работа.
Относительно последнего ареста Введенского (и Хармса) предпочла в книге не высказываться, не мое это дело. Мое дело опубликовать (еще раз) документы, не всем известные. Но в личной беседе скажу, что обвинение, конечно, сфабрикованное, выбитое силой, как и все подобные в те времена, и действительно рассматривать протоколы допросов в качестве источника достоверных сведений не приходится.
К счастью, наше поколение (в широком смысле) пока что этого всего, ан масс, на практике не нюхало. Надеюсь, и не доведется.
Я очень рад, что мы с Вами на этот счет одного мнения.
Некоторое время назад был, кстати, где-то опубликован донос на эвакуированных писателей в Чистополе, какие они вели «предательские разговорчики» в пользу немецко-фашистских захватчиков — дело было поставлено на поток. А моего личного дедушку посадили перед войной в качестве эстонского шпиона, уж какие он там показания давал, не знаю, но вполне допускаю, что «признательные» — может, мне считать себь внуком эстонского шпиона?
В сущности, стыдно даже, что о таких вещах приходится говорить.
Лучше я Вас спрошу (давно хотел кого-нибудь) — роман Введенского не пробовали искать в личном архиве Сергея Михалкова? Меня всё не оставляет ощущение, что роман, существовавший в пяти машинописных экземплярах, не мог пропасть бесследно.