Харьков как столица русской литературы

Posted on by

Москва, самопонятное дело, не может быть столицей русской литературы, потому что Москва — столица московской литературы.

Петербург — мог бы быть (и должен когда-нибудь стать), но «очень это будет не в скорости», говоря по-караимски: в литературном смысле Петербург просто-напросто еще не возник, там всё еще «литературный Ленинград» и даже еще второсортнее — какое-то сплошное «Дерзание» при Дворце пионэров имени Жданова и какое-то всеобщее ЛИТО при Дворце культуры имени Кирова. Впрочем, это особая тема. (СКОБКИ № 1: Надеюсь, ясно — тем, кому вообще что-либо может быть ясно — что сказанное не означает, будто в Петербурге-городке не живут по соседству с «литературным Ленинградом» по-настоящему большие поэты; речь идет о системных явлениях, а не о личностях. Поэты — живут.)

Пожалуй, если русской литературе нужна столица, то на данный момент я бы выбрал Харьков.

У Харькова, конечно, две большие вины перед литературой — мужской портной гебистского происхождения Савенко-Лимонов и православно-американская ханжа «это другой Юрий Милославский». Но это всё дела прошлые. Ныне, я бы сказал, Харьков — это в первую голову город великого Ильи Риссенберга (о котором я уже подробно высказывался), но это и город с необыкновенно высоким по нынешним временам «средним уровнем» поэтической и вообще литературной культуры. (СКОБКИ № 2: Я знаю, чтó мне скажут на это его обитатели. Поверьте: как бы печально и душно всё это ни гляделось и ни ощущалось изнутри, когда-нибудь вы и сами поймете, что я прав. В конце концов, и «ленинградская неофициальная культура 70-80 гг.» ощущалась изнутри духотой, темнотой и сыростью — безнадежностью, а теперь понятно — тем, кому что-то вообще может быть понятно — что она была одним из важнейших явлений в истории русской поэзии.)

Косвенным доказательством моего утверждения является только что запущенный в «Журнальный зал» харьковский орган «©оюз Писателей» — рекомендую.

Во-первых, всё тот же Илья Исаакович Риссенберг в № 10 (2008):

На кухоньке, где газ, ещё хоть раз перезимую,
При памяти и в разуме, нивроку,
Удваивая навзничь на полу и напрямую
Отверстую всевидящему Оку.

О, физика! о, мать! гуманитарные науки..:
Весомостью потерянное тело
К сыновнему раскаянью протянутые руки,
Несомо, тяжелило.., тяжелело.

Сковорода звучит из этого «о, физика! о, мать!»!!!

Во-вторых, в № 12 (2010) писатель из Донецка Владимир Рафеенко с его более чем замечательным сочинением «Невозвратные глаголы», о котором уже шла речь на этом экране — в таком контексте:

Поэзия у нас, конечно, живет где хочет, потому что она над поверхностью земною витает на манер ароматного испарения или сладостно жужжащего роя. А вот проза, кажется, существует только по краям и окрайнам российским. Или представим себе это так: главное закругление земли приходится, как известно, на район ГУМа. Оттуда проза как субстанция твердая и гладкая, а иногда и скользкая, скатывается, скатывается, скатывается — в Москве особо не задерживается, если ни за что случайно не зацепится и ни во что случайно не уткнется. Или если консистенция у нее такая, что она к поверхностям прилипает и присыхает. Но это мы и прозой можем назвать только чисто литературоведчески. Т. е. в том смысле, что не стихи.
.

Но и в смысле стихов — это уже в-третьих — есть просто хорошие. Вот, например, Олег Петров:

Сквозь лоб мышиный начиналось время,
и да и нет, одна в своей груди
выводит косточку и продлевает тело
до ядовитых льдин, усеянных людьми.

Минуя кожи шёлк, о, брат и о, сестра,
расширена приливом, плоть восходит,
на страже, вкруг костра, рыбак и рыба бродят
от своего лица.

Зачем даны и руки и крыла,
упругий стан прямоходящий,
куда он движется, пока не призвала
к священной жертве и живородящей?

А та лежит безмирна и пуста,
своих скорлуп не наблюдая,
на ней Атлантики пески, о нет, снега,
о да, в слепящий мозг плывут родного края,
где волн её никто не сосчитать.
И капитан полярного медведя
хотя не верует, но достаёт из меди
прозрачный крест и прядь своих волос.

При этом, насколько я могу судить, Олег Петров далеко не единственный из харьковских и находящихся в харьковском поле притяжения стихотворцев, кто в состоянии сочинять на этом уровне осознанности стихотворного текста.

(СКОБКИ № 3: Сказанное, конечно, не означает, что в просмотренных мною номерах не имеется вообще никакой стихотворной лузги псевдоавангардного и псевдотрадиционного вида; увы, она отчасти имеется — но я тут ничего не рецензирую и не обзираю, поэтому читайте лучше сами всё подряд.)

В-четвертых же, в качестве историко-литературного бонуса, очень рекомендую публикацию стихов Бориса Лапина (1905 — 1941):

Спит тютюн, не движется осока
И ползут проклятые волы.
Но жара из макового сока,
Как из патоки и шепталы.
Кровь, белей, чем тухлого пореза,
Ты стекаешь медленно дыша.
Запахом горячего железа
Тлеет сладковатый анаша.
В глине, высохшей от жёлтых трещин,
Обжигает ветер, как свеча
Плечи тающих на крыше женщин
И барашковый каракульча <...>

Сладковатый анаша! Барашковый каракульча!

Статья Юлианы Поляковой о Лапине — вполне квалифицированная, насколько я могу судить по беглому чтению.

В общем, кто интересуется литературой — тому сегодня туда.

Харьков как столица русской литературы: 21 комментарий

  3. ещё там настя афанасьева
    а с риссенбергом мне даже общаться довелось
    удивительный человек
    сгусток воздуха какой-то
    или — вернее — водоворот его
    и читает из огромной «книги учёта» — куски, отрывки, то ручкой, то карандашом…

    • Ну, я ведь далеко не всех перечислил, кого еще по «воздуховской» регионалистике приметил. Сейчас я хотел обраить внимание на журнал и явление как таковое. Это очень важная вещь — локальная культура с поднятой планкой качества. Это то, что за 90-е гг. потерял Петербург, и что приобрел, например, Урал.

  6. Львовский форум — 2

    User referenced to your post from Львовский форум — 2 saying: […] сыщенным, хотя с утра я вышел из гостиницы без твёрдого понимания, как я буду проводить день. Перемещаясь от одного кафе с вайфаем до другого, я встретил в очередном Игоря Сида, известившего меня о необходимости немедленно принять участие в дискуссии по геопоэтике под каким-то вполне загадочным названием. Выяснив, что другими участниками будут Юрий Андрухович и Сергей Жадан, я счёл неприличным отказываться.

    Зальчик книжного магазинчика под эмблематичным названием «Є» был, по случаю участия Андруховича и Жадана, забит по самое некуда. Сид разъяснял про геопоэтику. Жадан прочитал эссе о том, что география предлежит литературе как «немая» карта, которую писатели должны подписать. Андрукович рассказал о своей классификации романных топосов по мере убывания масштаба: пространство — окрýга — город — место (скажем, дом), с примерами из восточноевропейской прозы (вообще конструирование общевосточноевропейского контекста — любопытный и, кажется, весьма перспективный сюжет; я ещё весной в Польше видел, например, первый, очень удачный выпуск немецко-польско-украинского литературного журнала «Radar»). Было озвучено коротенькое эссе Екатерины Дайс об эротических импликациях в геопоэтике Андруковича, примолвившего, что он и в самом деле некоторое время назад прочитал в Зальцбурге лекцию под названием «Эрогенные зоны Европы» (одна из таковых, знамо дело, Балканы — привет черчиллевскому «подбрюшью»). Я вполне прозаически поговорил о вопросах литературной регионалистики (отметив попутно, что всегда занимавший моё воображение вопрос о том, отчего в поволжских городах примерно одинакового, если смотреть из Москвы, масштаба настолько разные местные литературы — от довольно богатых до никаких, — в свете идей Андруковича и Дайс нужно, вероятно, решать на основании анализа изгибов Волги: где у неё выпуклое, а где вогнутое). Тут Жадан неожиданно попросил меня прокомментировать недавнее bon mot Олега Юрьева о Харькове как столице русской литературы […]

    • Да, конечно. У Юры есть замечательное стихотворение про музыку в голове, мы его публиковали в НКХ.

      Краснящих я еще не читал, но планируюпри случае.

      …Вот я же и говорю: Слобожанские Афины.

Добавить комментарий