Нина Садур спросила меня, не знаю ли я, почему ее ни с того ни с сего обидели.
Я тут «окунулась» в текущий литпроцесс… чувство, что литераторы скоро будут бить друг друга. Вышла год назад <..> книжка финки Родкирх про 11 русских писателей. Так в «коммерсанте» какая-то нарицкая или новинская написала, что я там лишнее имя, так как совершенно неактуальна уже лет десять, и была случайнмы лицом вообще в литературе, когда-то гремела и теперь пустое место и т.д. <...> Что я ей сделала? <...>
Вот, для справки выступление г-жи Наринской:
Премьера книга (sic! — по крайней мере, в сети)
В издательстве НЛО вышла книга «Одиннадцать бесед о современной русской прозе». В нее вошли интервью, которые шведская журналистка и переводчица Кристина Родкирх взяла у Бориса Акунина, Евгения Гришковца, Эдуарда Лимонова, Юрия Мамлеева, Виктора Пелевина, Людмилы Петрушевской, Нины Садур, Владимира Сорокина, Татьяны Толстой, Людмилы Улицкой и Михаила Шишкина. Уроки из этих бесед извлекала AHHA Ъ-НАРИНСКАЯ.
В предисловии к сборнику его редактор Анна Юнггерн, предупреждая возможные нападки, торопится признать, что «любой выбор авторов в нынешней достаточно зыбкой культурной панораме уязвим», и выражает надежду на то, что для читателя «все имена узнаваемы». Имена, безусловно, узнаваемы, да и к выбору интервьюируемых практически не может быть претензий, и как раз потому, что в нынешней культурной панораме выбор, наоборот, очевиден. Единственной неочевидной кандидатурой здесь кажется Нина Садур — теперешнее творчество этой гремевшей в перестройку писательницы и драматурга никак нельзя назвать актуальным для теперешней отечественной литературы. И даже для литературы двух-трехлетней примерно давности — именно тогда, кажется, имели место большинство опубликованных в книге бесед (точные даты почему-то не указаны).
Возможно, Кристина Родкирх привлекла госпожу Садур из соображений пропорционального женского представительства в сборнике — гендерные вопросы в литературе и особенно специфика «женской прозы» и различность мужского и женского подхода к писательству с очевидностью представляются шведской журналистке важными проблемами российского литературного сегодня. В остальном же проинтервьюированные личности — это давно пишущие люди, чье прошлое и/или новое творчество сейчас актуально и которые — в разбросе от интеллигентно-массового до массово-интеллигентного — являют собой теперешний литературный мейнстрим.
Вот что я ответил Нине Николаевне, которую считаю одним из самых выдающихся писателей конца ХХ и начала ХХI вв. Думаю, что это письмо представляет не только личный интерес:
Да, Нина, теперь прочел. Ну, ничего особенного или необычного. Таких <..> барышень много <..>, они вообще во всех органах сидят и пишут, a не только в газете «ТоргашЪ» (это я в шутку перевел название на «живой великорусский»). Но их и раньше, в советской жизни, было много, и они тоже все про актуальность норовили, только актуальность у них была явно-советская — проблемы недопосева зерновых или сложная нравственная проблематика инженера, которому никак не разменяться с тещей… Больше-то они ничего не умеют, актуальность — это несложно. Да Вы сами знаете, что я Вам рассказываю. В этом смысле опять всё очень похоже на советские времена, потому что в нулевых годах совместными усилиями восстановили советскую литературу в пределах Садового кольца. Именно об этом Олина статья, а не о полуграмотных молодых людях, которые там называются для примера. Не случайно эта статья вызвала такое возмущение и такой ужас — и уже полгода неустанно опровергается. Главным образом таким образом опровергается, что да, мы такие — полуграмотные-незатейливые-советские и нам это очень нравится и мы считаем, что только так и нужно. И в статье написано, что они такие — полуграмотные-незатейливые-советские и это им очень нравится и они считают, что только так и нужно. Непонятно, чего же тогда так возмущаться, да еще время от времени вскрикивать, что Оля выдала иностранцам Страшную Тайну.
Может быть, конечно, журналистка эта (про которую я ничего не знаю) имеет что-то личное против Вас или Кати — такое тоже никогда нельзя исключить (мы часто обижаем людей, о существовании которых даже не подозреваем, иногда самим фактом нашего существования), но скорее всего, тут другое — я давно уже заметил, что многих вообще приводит в настоящую ярость, когда оказывается, что кто-то, кого они «не взяли» в солнечное царство нового московского гламура, в новую литературную жизнь, которую они построили в нулевых годах для себя, под себя, под свои возможности и потребности, оказывается, продолжает быть и, оказывается, его не удалось полностью извести. Так что я на Вашем месте рассматривал бы этот всплеск ярости как комплимент — значит, они поняли, что Вас не удалось уничтожить.
Это потому что для них литература — обслуга (как она была обслугой и в советское время). Писатель у них — халдей. Подал горячее, второе и третье, пошутил, смахнул крошки салфеткой, получил на чай. Это у них и называется актуальностью. А то, что одна Ваша «Чудная баба» в истории русской литературы
перевесит все сочинения всех гришковцов на свете, так это им не то что фиолетово — а ультрафиолетово. В историю литературы они не верят (да и вообще ни во что, кроме денег и власти, сливающихся в представлении о модном, т. е. актуальном). История литературы — это не в их мире. Ну, так в их мире мы и не живем, не так ли, Нина? Где бы мы ни жили.
С моей точки зрения <была опечатка: "с моей точки трения"> в этом списке, с 1,5 исключения в виде <...>, только Вы имеете отношение к серьезной литературе, все остальное — совдепское и новосовдепское фуфло. <...>.
У нас ничего особенно нового. <...>
Ваш Олег
Что вдруг? Статья-то сентябрьская.
И к чему эти колкости по адресу автора (Наринская такая же барышня, как Вы молодой человек) — в перечисленном ряду Садур, действительно, выглядит персоной из прошлого. На что тут обижаться? К тому же ваш корреспондент явно мазохически преувеличивает негативные оценки Наринской.
Статья подвернулась, когда подвернулась — Нине Николаевне. Мне — соответственно.
Какая разница, сентябрьская или какая — она висит. Значит, хм, актуальна.
Я же сказал, что не знаю, кто такая — барышня, не барышня, мужчина с усами, какая мне разница? И никаких у меня колкостей по адресу автора нет (если бы я решил высказаться колко, то это выглядело бы иначе, надеюсь, Вы не недооцениваете моих возможностей в этом смысле) — но человек, не щадящий чувства других, не может рассчитывать на то, что кто-либо будет щадить его чувства. Я написал об авторе, точнее, о слое, который он, если это мужчина с усами, представляет — так, как я это вижу и считаю существенным. И даже не особенно резко.
А насчет персон из прошлого, будущего и т. д. — я, кажется, ясно объяснил свою точку зрения: я считаю предосудительным сам этот подход, не говоря уже о тоне. В статье он еще очень забавно подчеркивается рассуждением про то, что Садур не была «актуальна» уже два-три года назад. Экое острое чувствилище для актуальности. Интересно, в какой части тела оно расположено? Ну, и конечно, Вы меня провоцируете вспомнить про Замятина и будущее русской литературы. Ситуация была в известном смысле сходная. Тоже всё вопило про актуальность и совремённость.
А вот что очень еще интересно: что Вы считаете, будто Нина Николаевна преувеличивает свое огорчение и оскорбление от факта объявления себя несуществующим писателем, практически, литературным мертвецом — и так трепетно защищаете журналистку от слова «барышня». Наверно, она Ваша хорошая знакомая (прстите, если мое предположение ложно, оно основано только на знании жизни, которое не всегда в жизни срабатывает). А моя хорошая знакомая — Нина Николаевна Садур. И я считаю, что то, что Нина Николаевна обиделась и огорчилась — более чем естественно. Но это ее личное дело и право.
Свое письмо я привел не для защиты Нины Садур — она в ней, по большому счету — неактуальному, не нуждается. Для меня существенна сама атмосфера, сама система представлений, прекрасно отраженная в этой тексте. Именно поэтому я зафиксировал в этой записи всю коллизию.
Вся коллизия — ложная. Т.е. Ваша интерпретация этой коллизии.
Какая-то финская славистка собрала беседы о современной русской прозе. Все авторы, что называется, с пылу с жару. Модные, обсуждаемые, «актуальные». Среди них Садур, последний роман которой вышел, если не ошибаюсь в 1997 году, за все последние 10 лет она опубликовала один рассказ (в 2001 году) и, вообще, биографические сведения о ней во всех известных мне источниках прерываются на известии «Публикует рассказы в порнографическом ж-ле “Cats-шоу” (2001»). Натурально, рецензент удивляется — к перипетиям современного литпроцесса Садур имеет мало отношения. Это безоценочная констатация факта, здесь не на что жаловаться или обижаться. Такую же эмоция вызвало бы присутствие в списке, скажем, Саши Соколова, Милославского или Марамзина. Никто, ни Наринская, ни — не дай Бог — я, не считает, что Садур хуже Акунина или Гришковца, но, согласитесь, странно было бы в год кризиса символизма при разговоре о современной литературе апеллировать к достоинствам текста, датированого годом убийства Александра-Освободителя («Чудная баба»).
Садур, по-видимому, ее сегодняшнее положение не нравится. Но винить в нем Наринскую не стоит. Наринская гораздо менее моя приятельница, чем Садур — Ваша (а, возможно, и финки). Просто есть тексты, не дающие оснований для громких выводов. Я лишь за то, чтоб выводы, тем более мне симпатичные, держались на более устойчивых основаниях.
(Частный вопрос, надо ли знать Наринскую? Не лично, разумеется, но по литературному имени. Садур, конечно, в соответствии со своим нынешним положением классика, сошедшего со сцены, может не знать никого, помимо людей 70-80-90-х. Но люди, претендующие на участие в сегодняшней литературной политике, полемике и на оценку текущего процесса в целом — не могут не знать имени главного литкритика главной русской газеты. Плох он, равно как и газета, или хорош.)
Виноват, рассказ — в 1999-м. Но не суть важно.
Видите ли, Глеб, мне кажется, Вы выбираете несколько ложные выражения в сообщении со мной и не чувствуете их неуместности. И это, кажется, та же нечувствительность, что у г-жи Наринской, кто бы она ни была. Вы можете написать мне, что Вам кажется, что я ошибаюсь, но поучать меня Вы не имеете никакого права. Я не считаю мою интерпретацию ложной. Я считаю ложной Вашу интерпретацию. Ложной и безнравственной.
Я уже обратил внимание на эту Вашу нравственною глуховатость, когда Вы «ничего такого не увидели» в том, что публично заподозрили поэта в жульничестве (да еще будучи представителем «органа», в котором происходило безобразие). И даже не извинились. И когда имя поэта по его просьбе убрали с опроса — перед ним тожe не извинились. «А чо такого».
Это свидетельствует о том, что Вы не ощущаете оскорблений, нанесенных другим людям и не понимаете, как не надо обращаться с настоящими поэтами и писателями. Если Вы не чувствуете отвратительного тона этой статьи по отношению к Нине Садур и не можете поставить себя на ее место (в этом случае) — то это проблема Вашей глухоты и слепоты. Я свою точку зрения высказал, и мне казалось, что Вы достаточно давно со мной знакомы, чтобы усвоить, что Ваши поучения эту точку зрения не изменят. Да еще высказанные таким тоном. Но тона Вы, кажется, совсем не чувствуете — ни чужого, ни своего.
Еще раз. Даже если бы всё было так, как Вы описываете, всё то же самое можно было бы изложить образом, щадящим чувства Нины Николаевны. Легко. В этом случае подход к литературе все равно остался бы, на мой вкус, характерным и смешным. И возможно, я бы об этом все равно написал — если бы обратил внимание.
Но всё это совершенно не так — Вы просто-напросто и очевидно передергиваете, и как раз в основном значении этого слова. Во-первых, совершенно не требовалось уделять этой коллизии (удивлению включением Нины Садур в книжонку) столько места — одно это свидетельствует о задетости и раздраженности автора статьи. Во-вторых, Нина Садур, даже в Вашем, довольно-таки, на мой вкус, диком представлении о «сроках годности» писателя, вовсе не является единственным «человеком из прошлого» в этом списке. В списке есть имена, не вызывающие у авторши статьи никаких вопросов — Мамлеева, например, или Петрушевской, чья «актуальность» принадлежит, самое позднее, к 90-м годам. Да вот самое простое — та же Толстая, которая после «Кыси» вообще ничего не пишет, а сидит в телевизоре. Может, они у вас «актуальны» в светском смысле, фуршетно-проминентном, телевизинно-газетном, может, они у вас участвуют, в отличии от Нины Садур, в «жизни» — этого я не знаю (да и не интересуюсь) — но к литературе, как я ее понимаю, это не имеет никакого отношения. Да и вообще — Ваши три-четыре года туда-сюда — или десять-пятнадцать лет туда сюда — представляются мне совершенно смехотворными. Экая скорая жизнь!
И пожалуйста, запомните, Глеб, раз и навсегда: я ни на что не «претендую», ни на какое участие в Вашей так называемой «литературной политике и полемике». Я высказываю свои мнения и суждения по вопросам, которые меня занимают — здесь, в собственном блоге, или, если ко мне обращаются интересующиеся моим мнением, в других местах. И не чувствую себя обязанным специально изучать весь паноптикум, который Вам кажется «литературным процессом». Когда мне нужно что-нибудь узнать — я узнаю. И, пожалуйста, не надо мне назначать «ведущих». Я уж как-нибудь сам разберусь (если мне понадобится), кто у вас там ведущий и куда он ведет.
Но если Вам кажется, что я не квалифицирован оценивать «литературный процесс», потому что я не знаю, кто такие Данилкин, или Наринская, или какой-нибудь там Лев Пирогов — пожалуйста, считайте так. Это меня, признаюсь, не особенно огорчит.
И давайте лучше на этом закончим закончим, потому что мне не хочется проверять, так же ли Вы спокойно относитесь к своим обидам, как к чужим.
Ладно, Олег, закончим, там закончим.
Только и я Вас прошу иметь в виду (впредь) — тон я чувствую прекрасно, и свой, и чужой. В т.ч. и Ваш, и Наринской, и Садур. И если я говорю с Вами в тоне, который Вам не нравится, то не потому, что «не чувствую» его, но потому, что считаю нужным говорить именно в таком тоне.
По сути, за бессмысленностью, не отвечаю.
Чувствуете — так тем хуже.
Да, кстати, последняя книга Садур вышла в 2007 г. Там большой, до того не публиковавшийся роман.
Вы-то претендуете на участие в современном «литературном процессе» и его «оценку» . Может, Вам бы надо было это знать или хотя бы проверить, перед тем, как мне отвечать?
Эта?
Нина Садур. Иголка любви. — М.: Вагриус, 2007.
Новый сборник Нины Садур, куда вошли роман “Немец”, в 1997 году опубликованный в “Знамени” (№ 6), а в 2003 году изданный “Вагриусом” же в сборнике Нины Садур “Злые девушки”, повести “Юг”, опубликованная в “Знамени” (1992, № 10), и “Детки в клетке”, а также рассказ “История любви”.
на днях зашла зачем-то по ссылке (одной из трех) которые обычно висят в ЖЖ (на главной странице) — реклама статей в, кажется, Газета.ру — и попала на статью светской обозревательницы (именно -тельницы, это важно).
Так вот, есть такой пласт обозревателей — они обозревают каждый свою часть реалий (кто светскую, кто литературную жизнь, кто что) но все в одном ключе и разница лишь в динамичности повествования.
это, как говорят психологи, просто чтобы структурировать время — или, в данном случае, пространство издания
Бог меня любил и одарил так щедро, что вся русска
User referenced to your post from Бог меня любил и одарил так щедро, что вся русская речь стала моей собственностью. saying: […] ИЕ В КАЧЕСТВЕ НЕОБХОДИМОГО ФОНА: Ну а это к сведению и чтобы не забыть — ни мне, ни вам, ни им. […]
Бог меня любил и одарил так щедро, что вся русска
User referenced to your post from Бог меня любил и одарил так щедро, что вся русская речь стала моей собственностью. saying: […] ИЕ В КАЧЕСТВЕ НЕОБХОДИМОГО ФОНА: Ну а это к сведению и чтобы не забыть — ни мне, ни вам, ни им. […]