Павел Зальцман

Спасибо Игорю Лощилову loshch: сайт, посвященный художнику Павлу Зальцману. Художник известный и замечательный, с литературными его сочинениями столкнулся только сейчас.

Раздел «Литература«.

Начал читать стихи: сначала то, что называется «стихи художника» — непроговоренные слова в попытке изображения. Потом вдруг — стихотворение «Щенки»:

Щенки

Последний свет зари потух.
Шумит тростник. Зажглась звезда.
Ползет змея. Журчит вода.
Проходит ночь. Запел петух.

Ветер треплет красный флаг.
Птицы прыгают в ветвях.
Тихо выросли сады
Из тумана, из воды.

Камни бросились стремглав
Через листья, через травы
И исчезли, миновав
Рвы, овраги и канавы.

Я им кричу, глотая воду.
Они летят за красный мыс.
Я утомился, я присяду,
Я весь поник, мой хвост повис.

В песке растаяла вода.
Трава в воде. Скользит змея.
Синеет дождь. Горит земля.
Передвигаются суда.

1936 г.

«Тихо выросли сады / Из тумана, из воды.» — это уже другое дело. Я решил, что это типичный случай «отдельностоящего стихотворения» и приготовился уже было забрать его в соответствующу рубрику, но тут-то оно пошло косяком (и я из тех, кто выбирает сети!):

Псалом II

Какой-то странный человек
Был пастухом своих калек.
Он запускает их с горы,
Они катятся как шары.
Потом кладет их под горой
В мешок глубокий и сырой.
Там, в сокровенной темноте,
Они лежат уже не те.

22 августа 1940 г.,
поезд из Бернгардовки в Ленинград

Апокалипсис

Четыре юноши летят,
У них желтеют лица.
И эти юноши хотят,
Хотят – остановиться.

Первый юноша – война,
Его дырявят раны.
Второй несет мешок пшена,
Да и тот – драный.

Третий юноша – бандит,
Он без руки, но с палкой.
Четвертый юноша убит,
И он не самый жалкий.

Весна 1943 г., в дождь, по дороге с базара

Весна

Над мертвым телом Ададая
Цветет редиска молодая, –
Тлетворный дух.
Несут кричащего младенца,
Завернутого в полотенце,
Шесть бережных старух.
В распред на улице Абая!
Цветет природа голубая.
Нет, жизнь еще свежа!
Земля еще покрыта садом,
Еще любовь, трепещущая задом,
Садится на ежа.
Из бани гонят заключенных,
Горят шесть плиток подключенных.
В распред! В распред!
Из дамской залитой уборной
Скрипит рычаг водонапорный,
Сияет свет.

18 апреля 1944 г.

Уланд

Бежит кораблик, а мы сидим
В густом тумане, ночном, седом.
Фонарь колеблет границы круга,
Молчим, не знаем никто друг друга.

1947 г.

Буонапарт в густом дыму
Буонапарт в густом дыму
В сражение бросается.
Боюсь собак и не пойму,
Зачем они кусаются.
Надеть в бою поверх лица
Тугую маску крови,
И только зубы скалятся
И выпирают брови.
Глотая пену, катятся
Свирепые драконы –
Куда это торопятся
Высокие норманны?
Преображается норманн;
Распялив вдоль теснины,
Строгают пленников-армян
Лихие сарацины.
Есть радость верная одна
В оплату нищей скуки –
Чужая белая жена
В отрубленные руки.

12 августа 1968 г.

Авлида (Вертунет)

Мы готовимся к отплытью
Целый год. Целый год.
Но, подвергнутый заклятью,
Замер флот. Замер флот.
О жестокие планеты,
Наложившие запреты!
Ветру нету, ветрунету,
Вертунету, вертунет.
Вы от нас хотите жертвы
Каждый час. Каждый час.
Воскресите же из мертвых
Сами нас. Сами нас.
Глаза наши смелы,
Летят из них стрелы, –
Колите Бога,
Он недотрога.
Бог просыпается,
Гроза рассыпается.
Вздымайтесь, тучи,
В синие кручи,
Слетайтесь, ветры,
На наши жертвы.
Хватит, хватит строгостей!
Флот красивый, трогайся!
В брызгах, во влаге
Щелкают флаги.
Голубые ветры веют,
Надувают паруса.
Явственеют, явственеют,
Явственеют чудеса.

10 июня 1950 г.

С конца тридцатых годов и примерно по по конец сороковых, Павел Зальцман (о нем, помню еще Б. Ю. Понизовский говорил, но, конечно, как о художнике) был настоящим поэтом. Потом началось ослабление — со всплесками, конечно — стихотворного языка, им стали пользоваться для непосредственного выражения мыслей и чувств, как пишут советские поэты, т. е. произошла маргинализация стихосложения в художественном хозяйстве Павла Зальцмана. Это можно сказать по наличному корпусу стихов. Может быть, найдется еще что-то из поздних текстов, и это изменит картину.

Мне подсказывают, что в 2004 г. была книжка: Зальцман П. Я. Мадам Ф.: Повести. Рассказы. Стихи. М.: Изд-во «Лира», 2004 — увы, не у меня. Полагаю, честно говоря, что введение этих стихов в собственно литературный контекст (т. е. выведение их из разряда «литературное творчество художника») было бы, тем не менее, делом важным и насущным.

И очень насущным было бы издание антологии «околообериутских стихов» — т. е. стихов, созданных в кругу притяжения обериутов в 30, 40, м. б. 50 гг.,— этот круг оказывается чем дальше, тем шире и — с довольно доброкачественными результатами.

Я уже, кажется, говорил когда-то, что «обериутский» в широком смысле язык как наследник и обобщитель языка символистов был, с моей точки зрения, естественным, законным основным языком русской поэзии ХХ века. Был бы, точнее говоря, — стал бы, если бы не «возведение на трон» — на большевицких штыках и по решению Политбюро РСДРП(б) — «языка XIX века в его интеллигентском изводе», да и то, естественно, не настоящего, а поддельного и донельзя примитивизированного.

Ну да ладно, я, кажется, об это действительно уже говорил. Вернемся к Зальцману.

На сайте есть еще пьеса, которую я не стал пока читать, и рассказы и сказки (и их не стал), а также отрывки из двух романов. Один — из романа «Щенки» — весьма замечателен. Там, кстати, написано, что Илья Кукуй и Петр Казарновский готовят его к изданию. Илья, я надеюсь, я узнаю, когда подготовите и выпустите?

Павел Зальцман: 35 комментариев

  1. Спасибо, очень интересно! Такие стихи, да еще в такое время!

    «обериутский» в широком смысле язык как наследник и обобщитель языка символистов был, с моей точки зрения, естественным, законным основным языком русской поэзии ХХ века».

    — А как же Ахматова, Мандельштам?

    • Ахматова и Мандельштам были поэты предыдущего поколения. В нормальной ситуации они были бы «завершителями» своего ряда.

      Кроме того, я же не сказал, что никаких других языков и никаких других крупных явлений не было бы (как они даже в этих условиях были).

      Я сказал только, что этот язык был бы «естественным синтаксисом», просто по логике развития.

      Где-то я уже писал когда-то, что акмеизм был в сущности боковой ветвью. Его полемика с символизмон была не знутри, а извне.

      Хотя все это слегка напоминает «альтернативную историю» (глупее чего ничего не бывает), и имеет ценность только как умственный эксперимент, позволяющий освежить понятия.

      Но суть моей мысли сводится к тому, что да, «обериутский язык» был бы «мэйнстримом»; с которым приходилось бы бороться.

      • Акмеизм действительно можно отнести к поэзии прошлого поколения (просуществовал недолго), но не Ахматову и Мандельштама, которые писали в то же время. Главная вещь Ахматовой «Поэма без героя» ведь написана в сороковые годы.

        Считала ли Ахматова «обериутский язык» возможным «мэйнстримом»?
        «Ахматова говорит, что Олейников пишет, как капитан Лебядкин, который, впрочем, писал превосходные стихи. (…) Она думает, что Олейников – шутка, что вообще так шутят». (Лидия Гинзбург)

        • Простите, мне кажется, я довольно подробно написал, что я имею в виду.

          И что речь идет в сослагательном наклонении, в котором вообще-то не может идти.

          Вашего вопроса я не понял. Как относилась Ахматова к обериутам общеозвестно. Точнее, общеизвестна эта цитата из Гинзбург. В конце 30 гг., кстати, Ахматова познакомилась с Хармсом и он ей понравился. В сущности для Ахматовой вопрос, как относится она к ним, был подченным — существенным вопросом был: как они относятся к ней. Она была убеждена, что плохо (не без оснований, но не так однозначно). Но в чем смысл этого выяснения — в сослагательном времени мы бы имели и другую Ахматову, и других Хармса с Введенским, да и сами были бы другие.

          А если это не вопрос, а аргумент, то я его тоже не понимаю: предмета для спора не существует.

          • Сослагательное наклонение я почувствовала и потому написала «возможным мэйнстримом». Я не рассматриваю этот разговор как спор, я только интересуюсь. «Cущественным вопросом был: как они относятся к ней» — можно ли об этом где-нибудь почитать?

            • Думаю, нужно начитать много воспоминаний, вывести за скобки мнения мемуаристов и попытаться представить себе Ахматову как живого человека. Ее личные отношения со славой, с «историей литературы» и т. д.

              Ну, и вообще представлять себе как поэты в этом смысле функционируют.

              Так, по крайней мере сделал я, мое утверждение является результатом. Доказывать я бы его не взялся — да и не стал бы браться, для моих размышлений достаточно моей собственной уверенности.

              Чтобы не было недоразумений: я очень люблю и ценю Ахматову и восхищаюсь ею во многих смыслах. Даже помимо всего прочего у меня к ней по разным причинам личная слабость.

              Но в этом смысле устроена она была так же, как большинство писателей. И это ни в коем случае не осуждение.

  2. выведение из разряда

    Мадам Ф. — вполне полноценная книга, никак не из разряда «литературного творчества художника». Наоборот, с попыткой вывести из этого разряда, на что указывает предисловие Льва Аннинского (не оценивая самого Аннинского, этот факт надо отметить). Другое дело — насколько такая попытка удалась, и — особенно — что считать удачной попыткой?
    Переиздать книгу в любом случае полезно, но нужно учитывать, что и Мадам Ф. до сих пор наверняка не распродана (при тираже 1000).

    • Re: выведение из разряда

      Ну, я тут человек новый, вчера только воодушевился. Пока только осматриваюсь. Книжку мне обещали прислать, тогда составлю свое мнение.

      Удачной попыткой введения в литературный ряд было бы появление имени Зальцмана в системе историко-литературных представлений — появление его имени в антологиях, исследованиях, упоминания в литературном контексте.

      Насчет Аннинского — это было, на мой вкус, не очень удачное решение — привлечь его: человеку, который написал на газетную полосу статью про Мандельштама, основывая ее на приписанной Мандельштаму цитате из Ходасевича я бы не поверил, даже если бы он написал, что лошади кушают сено. У него у самого неудачное имя, по крайней мере, в моих глазах. Но я, конечно, прочту и предисловие.

      • Re: выведение из разряда

        «упоминания в контексте» есть уже (я просто не не помнил точно ни издание, ни — увы — автора, теперь, спасибо, увидел — в реплике И.К.); место в антологиях тоже обеспечим, насколько в наших силах 🙂 — звучит несколько загадочно, но пока, до выхода антологии, могу только извиниться за такую загадочность
        всего, конечно, должно быть больше — и статей, и антологий, и отдельных авторских книг
        надеюсь, так со временем и получится

        что до Аннинского — предисловие невыдающееся (имхо), но оно есть, и это само по себе интересно; например — почему вдруг Аннинский? — но на это, наверное, могут ответить только те, кто готовил книгу

  3. Обязательно узнаете. Ряд «околообериутских» стихов Зальцмана 1933-35 гг. (термин очень условный — скорее их следует назвать авангардистскими) я, в принципе, издал. См.:
    Кукуй И. «Свет, скользнувший по предмету»: авангардизм Павла Зальцмана // Альманах Академии зауми. М., 2007. С. 148-154.
    Другие есть в «Мадам Ф», я Вам пришлю. Меногое будет на сайте (он в стадии доработки).
    Поэт и писатель ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО интересный. Роман «Щенки» я без всяких скидок считаю абсолютным шедевром. Надеюсь, найдем издателя.

  4. Можно ли сказать, что Зальцман работал «одновременно и независимо» в отношении обэриутов? А если можно, то кто из символистов приходился бы ему самым близким предком?

    • Интересный вопрос!

      Почему независимо?

      Он был явно в поле притяжения. Там на сайте есть подробная биография, из нее видно это очень хорошо.

      Речь идет не о чьем-то персональном влиянии, а о языке, т. е. всей совокупности способов представления внутреннего и внешнего мира, действительно являющемся непосредственным наследником всей предшествующей культуры русского модерна.

      Я думаю, непосредственных «предков» все равно вычислить нельзя, ни у кого, в том числе и у Хармса с Введенским. У тех — поскольку их наследование шло прежде всего через отрицание, глубокое пародирование и т. п. всего комплекса «возвышенного модерна». «Символистский пафос» — это то, что они ненавидели прежде всего в себе. Но на внешнем диаметре, который только сейчас выплывает, этот подспудный мотив полемики с «отцами» совершенно и не должен ощущаться. Гор или вот теперь Зальцман перенимали язык как способ представления, без этой трагической, по сути, истории наследования-отрицания. Они к ней не имели прямого отноюения, как, скажем, не имел к ней отношения Олейников, что ставит его наособицу среди обериутов-чинарей-или-как-угодно-назовите.

      Но сам этот язык несет генетически элементы символизма в свойственном ему перефокусированном виде.

      Возьмите хотя бы «Апокалипсис» Зальцмана. Это, на мой взгляд, чрезвычайно замечательное стихотворение самого первого ряда. И оно — «обериутское» по языку, и «символистское» по образности и пафосу. Т. е. «дальний круг» не перенимал борьбы с символистским пафосом и пользовался обериутским языком как единственной возможностью воспроизвести в современных условиях пусть «несоветский» пафос, но все же пафос.

      • Re: Интересный вопрос!

        Да, был в поле притяжения, а жаль — не вышло чистого эксперимента.

        Да, «Апокалипис» — стихотворение по необходимости символистское, а начинается совершенно по-обэриутски. Вероятно, у него есть визуальный прообраз, мне неизвестный.

        Я заглянул в стихи на сайте — Зальцман оказался на удивление разнообразным поэтом. Мне попался «Уланд» и показался еще более замечательным, чем юноши-всадники. Оказывается, в Вашей выборке эти четыре строки тоже были, но их зажало между «Весной» и Буонапартом. Как я понимаю, ссылка на стихотворение Уланда Das Schifflein. Мне кажется, это символизм высокой пробы, без обэриутства и без пафоса. Из символистов Сологуб был довольно беспафосен, суше других.

        • Re: Интересный вопрос!

          Да, «Уланд» мне тоже страшно нравится!

          Вообще это удивительно, что в наше время еще возможны такие открытия.

          С одной стороны, это печально, но с другой стороны, большое счастье.

          Книжку стихов обещают скоро, стихов еще много, мне прислали несколько — очень хорошие.
          Что касается разнообразия, то это интересная вещь, требующая отдельного изучения. Со временем обериутское, «ленинградское» поле притяжения постепенно ослабевает, и поздние стихи — скорее ироническая поэзия советского типа. Впрочем, это предварительное суждение, надо смотреть на полном объеме, хронологически расположенном.

          Интересно было бы сопоставить блокадные ситихи со стихами Гора.

          Вообще масса всего интересного.

          Вероятно, я напишу обо всем этом, когда выйдет книжка.

        • Re: Интересный вопрос!

          Ваша ссылка на Сологуба, по-моему, очень правильная. Только у ФС эта беспафосность все-таки работает на символистский миф, а у ПЗ — на страшный пост-обэриутский абсурд. Ср. (из неопубликованного):
          ————————
          Ссора на даче

          На разгороженном крылечке
          Отдыхают человечки.
          Кружит земной круговорот,
          Растет морковный огород.
          Не нарушая тишины,
          На крыше шпарят топчаны.
          В сарае, спрятав за кадушку,
          Три шалуна ха-ха индюшку,
          Жужжит пчела, наевшись меда.
          Восходит пар. Цветет природа.
          Вдруг Шехаботкин говорит,
          Что у него душа горит,
          И он толкает тетю Лизу,
          Другой рукой хватая снизу.
          Тела пронизывает дрожь,
          Летят горшки. Сверкает нож.
          Бросая с криком гамаки,
          Бегут седые старики,
          Несутся дети, – вопли, вопли, –
          Наматывая кровь на сопли.
          Побитых тащут на квартиру.
          Индюшка радуется миру.
          Кружит земной круговорот,
          Но мира нет. Наоборот:
          Бросают в люк ножи и вилки,
          Толкут бутылки на осколки
          И сыплят в пищу. Эта пища
          Соседям вышибает днища.
          В батон втыкают ржавый гвоздь
          И в темных душах зреет злость.

          20 апреля 1944
          Гостиница «Дом Советов»

          ————-
          В рамках символистской поэтики такой язык, по-моему, совершенно невозможен. Для этого сначала должен был закончиться экспрессионизм (преломленный через Филонова), потом, с обэриутами, авангард — да и вообще всё должно было закончиться. Со смертью вышеупомянутых для ПЗ всё и закончилось — см. «Псалом VII» (1943) на сайте.

          • Re: Интересный вопрос!

            Разумеется, невозможен, — однако ПЗ пишет в разных модусах. В «Доме Советов» — не такой уж и абсурд и жутко не так, как у Заболоцкого. Нет метафизической безвыходности, бессмертия через лопух на могиле. Это еще не пост-, а скорее экспрессионизм с помощью обэриутского языка. Отчасти обэриутского — есть и прямые высказывания, вроде последней строчки или «седых стариков».

            Что касается Псалма VII — не знаете ли Вы, где еще в русской поэзии прошлого века что-то подобное высказывается? Не просто возврат билета, а суд над создателем?

              • Re: Интересный вопрос!

                Тиняков доводит до неприличной крайности другой аргумент. Он вменяет Христу нелюбовь к жизни и незабвение ада, посредством церкви распространившиеся на целый мир. Написано чудовищно до комизма, с пьедестала, вероятно, какого-то солнечного язычника. В каком-то смысле это страшно искаженное продолжение «Богов Греции» и «Коринфской невесты» и чуть менее искаженное — «бледного галилеянина».

                Зальцман — совсем другой случай. Как если бы один из друзей Иова стал проклинать творца за несчастья друга.

Добавить комментарий