Читая (ребенку вслух) прекраснейшего поэта Корнея Ивановича Чуковского, наткнулся на трагический шедевр, который по крайней мере я не держал в памяти — «Топтыгин и луна».

Как задумал
Медведь
На луну
Полететь:
«Словно птица, туда я вспорхну!»
Медвежата за ним:
«Полетим!
Улетим!
На луну, на луну, на луну!»

Два крыла, два крыла
Им ворона
Дала,-
Два крыла
От большого орла.
А четыре крыла
Им сова
Принесла —
Воробьиных четыре крыла.

Но не может
Взлететь
Косолапый
Медведь,
Он не может,
Не может взлететь.
Он стоит
Под луной
На поляне
Лесной,-
Косолапый
И глупый
Медведь.

И взбирается он
На большую сосну
И глядит в вышину
На луну.
А с луны словно мёд
На поляну течёт,
Золотой
Разливается
Мёд.

«Ах, на милой луне
Будет весело мне
И порхать, и резвиться,
и петь!
О, когда бы скорей
До луны до моей,
До медовой луны
Долететь!»

То одной, то другою он лапой махнёт —
И вот-вот улетит в вышину.
То одним, то другим он крылом шевельнёт
И глядит, и глядит на луну.

А внизу
Под сосной,
На поляне
Лесной,
Ощетинившись,
Волки сидят:
«Эх ты, Мишка шальной,
Не гонись
За луной,
Воротись, косолапый, назад!.»

Здесь есть параллели по меньшей мере с тремя классическими стихотворениями.
Во-первых, «Замок Смальгольм» Скотта-Жуковского — чисто ритмически:

Я собак привяжу, часовых уложу,
Я крыльцо пересыплю травой,
И в приюте моем, пред Ивановым днем,
Безопасен ты будешь со мной.

Во-вторых, Мандельштам:

…На луне не растет
Ни одной былинки;
На луне весь народ
Делает корзинки —
Из соломы плетет
Легкие корзинки.

На луне — полутьма
И дома опрятней;
На луне не дома —
Просто голубятни;
Голубые дома —
Чудо-голубятни.

и еще больше — рукописная редакция 1927 года:

… в этот вздор о Луне
верить не годится.

Наконец, Заболоцкий, «Безумный волк», где, как и у Чуковского идет спор между зверем-мечтателем, желающим полета, и его трезвыми собратьями. Но у Заболоцкого герои меняются местами: безумного волка пытается окоротить приземленный медведь. Прямое влияние Чуковского на Заболоцкого кажется мне несомненным.