Как известно, однажды юный Алексей Пешков принес мэтру Владимиру Короленке свою чрезвычайно романтическую поэму, где была строка:
Сидел он орлом на развалинах храма…
Юноша имел в виду, что его герой сидел на развалинах храма гордый, как орел. Короленко тактично хмыкнул и объяснил молодому поэту его ошибку. Горький честно описал этот эпизод в книге «Мои университеты».
Недавно я нашел тетрадку с самым первым своим стихотворением. Стихотворение было написано в 1973 году, восьми лет от роду, и посвящалось Царскосельскому парку. Оказывается, там были такие строки:
Вот иду я по аллее,
Путь мой листьями покрыт,
И Чесменская колонна
На меня орлом глядит.
Прочитав эти четыре строки, я внезапно вспомнил, что я, сочиняя их, тридцать пять лет назад имел в виду. В отличие от юного нижегородского пекаря и босяка, я не хотел сказать, что колонна глядит на меня гордо, как орел. Я разумел, что орел, венчающий колонну — единственная ее часть, обладающая глазами. А значит смотреть на кого-либо она, колонна, может исключительно орлом.
В сущности, языковая механика та же, что в известном анекдоте про голову Тайсона («а еще я ей ем»).
Инструментальность творительного падежа может работать на обычном метафорическом уровне, а может и перейти в метаболу, это такая штука классная — своей заданностью заменяет область претворения, которой, кажется, что и нет. А прочитал такую конструкцию — и чувствуешь, вот оно, единство поперло, а где волшебство-то? Где котел, в котором сущности слов сплавляются? Известный пример такой инструментальности (но не про метаболу):
«И дышит утренний залив,
уткнувшись лодками в песок.»
При этом чуда может и не произойти! Инструментальность эта может наоборот усилить разделение предметов и их сущностей. Потому и надо для этого кое-что еще.
углубляясь в мир животных
От поэтического орла вспомнила рисовального рака. Кто-то у нас в школе однажды нарисовал картинку, где в числе прочих был и персонаж, этим самым раком стоящий. А к нам тогда как раз зашел дяденька, раньше преподаваший у нас и знаменитый тем, что с треском вылетел, поставив внучке Мыльникова «2» за рисунок (Мыльников в Ак. Худ. — это все равно что Король-Солнце при дворе Короля-Солнца, он уже не одно поколение своих потомков успел выучить «на отлично» под эту лавочку). Так вот, дяденька пришел, посмотрел на «рака», и спросил:
— Это специально, чтоб оборжали?
— Нет, — ответил автор Вася — Так получилось…
— Запомни, Вася, — сказал дяденька — Если получилось, что что-то в картинке можно оборжать, когда ты не ставил перед собой такой цели — значит, херовая получилась картинка!!
Вот, такая история. Не знаю, как Вася — а я вот, видите, запомнила))
В Вашем случае это скорее синекдоха, а не метафора.