1. А мне сегодня в Урбано-Шампанском госуниверситете в библиотеке на девятом с половиной этаже электрической силой разъехали сдвинутые для экономии места стеллажи и извлекли книгу «Переписка Вильгельма II с Николаем II» 1923 года издания («Центроархив») с предисловием М. Н. Покровского. И выдали на дом.

2. И еще один внутренний праздник: на вчерашнем занятии разбиралось стихотворение Введенского «Элегия», и я вдруг понял, что значительная часть его представляет пересказ своими и не очень своими словами стихотворения Лермонтова «Дума» («Печально я гляжу на наше поколенье…»). Через 102 года (жалко, конечно, что не через 100 — «Элегия» написана в 1940 г., а «Дума — в 1838). Понятно, что там еще встречается и Державин, поскольку это у нас одическая элегия или элегическая ода, и пушкинское время, погоняющее телегу, но стержень всё же — «Дума».

Все это, вероятно, и без меня известно. Я скоро уже четверть века читаю «Элегию» Введенского — несомненно, одно из величайших стихотворений, когда-либо написанных по-русски, и ни разу не испытывал внутренней потребности понимать ее на этом уровне. Мне и так было хорошо. Что, впрочем, касается и предпредыдущего занятия — т. е. «Звукоподобия» Вагинова. Вероятно, при необходимости разделить это чувство с кем-нибудь, возникает и другой способ чтения.

Но сейчас я думаю о другом — о выборе от/перерабатываемых текстов (и не только у Введенского, но и у Олейникова и, в меньшей, кажется, степени, Хармса): в рамках гимназической программы, огрубленно говоря. В сущности, речь даже идет не о текстах, а о напевах — о том, что гудит в голове. Очень хорошо это видно (слышно) у Олейникова, когда из напева «На заре ты ее не буди» получается «Ботанический сад».

И т. д.

Завтра — Александр Ривин и Геннадий Гор.

Ривин, кстати, с удесятеренной силой писал «на напев». Только напев у него был не из курса гимназии Лентовской, а «Капитан, капитан, улыбнитесь» («Кус ин тухес — это флаг корабля»).