на сайте «Букник»:
Введение (или, в нашей метафоре, рубка): «Библиотека поэта» как машина времени, или Привет участникам погрома
Второстепенный поэт эпохи Ривина (корпус № 1 — о Д. С. Самойлове и его томе «Библиотеки поэта»)
Воспоминание о «лирическом мы» (корпус № 2 — о томе «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне»)
Вст. ст. (корпус № 3 — о С. И. Кирсанове и М. Л. Гаспарове)
В 60е годы мое окружение (грубо говоря) делилось на бешеных поклонников Тарковского и еще более бешеных поклонников Самойлова. И все пытались обратить меня в свою веру. Но ничего у них не выходило и не вышло. Так посмотреть, ты даже доброжелательнее и добрее оказался к Самойлову, чем я и чем сам поначалу собирался. Что до военных поэтов, то среди них (но не павших) всерьез люблю только Слуцкого. Замечатальна история с Вакаровым! А Гаспаров… Меня многое смущало уже в ЗиВ… Какая-то там действительно ощущается подпольность, старая рана. Но вот открыл же он Веру Меркурьеву — т.е. сердцем, а не только универсальным ключиком?
С возвращением, Наташа!
Рад, что Вы так внимательно все прочитали.
Олег Александрович, спасибо большое за Ваши статьи!
Но вот Павел Коган: Вы про него не пишете, кроме упоминания бригантины. У него тоже почти везде — «мы» (втч в «Монологе»), но это «мы» становится сомневающимся и добровольным. И тогда нет уже аквариума, или он есть — но ощущается не как родовой порок, а как принимаемый с вполне трагическим достоинством. Вам, не кажется?
Игорь
В общем, не кажется. «Мы» это «мы», даже (а иногда и особенно), если оно сомневающееся. Коллективно уверенные в 60 гг. коллективно сомневались в 70 е — и цена этому одна и та же. А уж добровольность — первое условие того феномена, о котором речь.
Я вовсе не стремился выдавать поэтам жетоны — кто какой, кто в какой степени. Меня интересовало само явление. Я охотно признаю таланты многих из этих юных поэтов.
Спасибо! Я, кажется, про все это еще очень плохо понимаю, но пытаюсь понять, а тут — Ваши статьи, это очень здорово.
А Сатуновский — он ведь того же примерно возраста? Он, кажется, не был «мы»? (Но себя с «мы» вполне соотносил)
Вы все пытаетесь до-определить «мы». Это же не внешняя «группа», в которую кого-то зачисляют или не зачисляют, а образ — внутреннее состояние.
Сатуновским я специально не занимался. Надо будет при случае подумать.
Ну, я скорее как раз имел ввиду, что Сатуновский не ощущал себя тем же продуктивным «мы», но какое-то пассивное «мы» у него постоянно присутствует, и как-то болезненно ощущается.
У вас немного необычные стихи…., правда не читал все—первое впечатление…
интересный поэт
Кирсановым, видимо, он увлекся, как «интересной женщиной», см. как раз в «ЗиВ» (НЛО №24, 1997):
«ИНТЕРЕСНЫЙ. Когда при мне говорили «интересная женщина», я не понимал. Мне объяснили: «Вот о Кирсанове ты ведь не скажешь : великий поэт, — ты скажешь: интересный поэт. Так и тут». Тогда я что-то понял. Кажется, теперь это словосочетание выходит из употребления».
Я, в общем, все равно не понимаю что это такое, но не привести цитату не мог.
Re: интересный поэт
Спасибо за цитату.
Кирсанова он, кажется, действительно любил. Но, кажется, как подруга подругу (типа: «Какие ж мужики все-таки дураки, у Лидочки же прекрасные глаза, красивые волосы, великолепная фигура. Такая умная, интересная женщина со средним специальным образованием — и никого. Как же это все же несправедливо!)