Забавно:

в сущности, «Ликвидация» воспроизводит — на своем уровне, конечно — ситуацию старинной пьесы «Маленький погром в станционном буфете», где, как известно, артисты русского драмтеатра в неопределенном будущем играют пьесу об артистах еврейской самодеятельности в неопределенном настоящем, которые играют спектакль о еврейском погроме в станционном буфете в неопределенном прошлом (по ходу которого громимые разыгрывают инсценировку библейской книги пророка Иона — в еще более неопределенном прошлом). В «неопределенном будущем» никаких евреев давно уже нет и ничего определенного о них не известно. Замечательные русские артисты пытаются на основе смутных воспоминаний, слухов, анекдотов, клише из прочитанного и посмотренного породить невозможное — чужую, невозможную, неощутимую жизнь. И в конце концов — против всех ожиданий — им это удается. И эта жизнь оказывается даже в каком-то смысле реальней, чем они сами. Видимо, в этом и есть назначение искусства — повышение порядка реальности.

Видимо,

«неопределенное будущее» в России уже до некоторой степени наступило.

Но решение привлечь «невиноватых» артистов и принципиально отказаться от накатанного «одесского языка» — языка Бубы Касторского и Михаила Водяного — я полагаю принципиально правильным. Чтобы изобразить «за Одессу» в этом опереточно-анекдотическом стиле, не нужно быть профессиональным артистом — на это способен практически любой житель б. СССР (после двух рюмок). Профессиональный артист Машков, губами голливудского шерифа мучительно вставляющий «шо» и «тудою» в московско-нормативные по мелодике и звукоизвлечению реплики, представляет собою трогательное и героическое зрелище, к которому скоро привыкаешь и с которым охотно смиряешься, понимая, что легче всего ему было бы сделать «Беню Крика». На еврея он, конечно, похож — но, конечно, не на одесского, а на какого-то… сибирского, что ли. Что, впрочем, в стилистике «Ликвидации» совершенно неважно: не Гоцман должен быть похож на еврея, а евреи на Гоцмана. Эта стилистика претендует не на воспроизведение, а на основополагание. В мелочах почти не противореча одесским (авто)клише, «Ликвидация» по сути пытается создать новый образ Одессы — для будущего. Мертвый, выпотрошенный, опустошенный город — город, захлебнувшийся слюнями, в течение многих десятилетий изображая себя самое — может быть, теперь он будет таким: пускай «синенькие», пускай «еврейская мама Песя» — гениальная и гениально пережимающая за слом пружины (чуть меньше пережима было бы катастрофой!) Крючкова, но под этим — вздыхающая пыль, слепящее безумие, вечная катакомбная ночь, никогда не кончающаяся война… И тени никогда не бывавших людей.

Мне этот город тоже не чужой, я всегда видел в нем это…

Любопытно,

что по ходу двух-трех последних серий к предвкушению естественной радости окончательной победы постоянно подмешивается печальная мысль, что именно те, кого сейчас на экране в хвост и гриву гвоздят — полицаи и бандиты, нацистские недобитки — в реальной жизни пока что (уверен, это не окончательное слово истории) оказываются посмертными победителями проигранной ими и их хозяевами войны. Им — «Чеканам» и «Академикам» (прокол, конечно, по-немецки «Akademiker» никакой не академик, а просто-напросто человек с высшим образованием) выдают посмертные ордена и медали, их именами называют и их памятниками уставляют улицы городов, по которым они гнали евреев на расстрел.

И не знаю, у одного ли у меня было от «Ликвидации» такое чувство. Даже если у меня одного — я его не стесняюсь и от него не отказываюсь: та война по-прежнему определяет, на чьей я стороне. Точнее, на чьей стороне я никогда не буду.

Вообще-то не знаю, хорошее ли это качество для «многосерийного художественного фильма про воров и сыщиков» — выход за пределы развлекательной условности в историческую реальность. Может быть, и не очень — всему, в конце концов, свое время и место. Хваленое «Место встречи» никаких неконтролируемых смыслов не порождало — спасибо внимательному взгляду Госкино и поставленной руке братьев Стругацких… пардон, Вайнеров, мне что ни братья, то Стругацкие. Но и «время встречи» было другое. «Время встречи» тоже ведь не изменишь…

Но я рад, что посмотрел эти четырнадцать фильмов. За два дня.