Во-первых, блистательный рассказ Сергея Юрьенена в «Новом береге» — 17. Называется «Мальчики Дягилева». Подзаголовок — «евророман, конспект», т. е. конспект евроромана — и действительно, на нескольких страницах развертывается и свертывается треугольник «Мясин — Дягилев — Нижинский». Впрочем, лучше прочесть рассказ, чем мой пересказ. Последнее: следует обратить особое внимание на отрывки из дневника Нижинского в переводе Сергея же Сергеевича Юрьенена — там всё: и безумие, и гений, и полуграмотность, и даже, кажется, польский акцент.
Во-вторых, в «Ново -открыто -м мире» девятый номер прочел я ламца-дрица-оп-ца-ца рецензию Никиты Елисеева на книгу стихов Г. И. Алексеева «Избранные стихотворения». Судя по рецензии (книги мне еще не добыли, хотя и обещали — это не укоризна, а кроткое напоминание!), в томе содержатся и некоторые поэмы, как минимум, «Жар-птица», которую рецензент именует «великой книгой о блокаде». Стало быть, не только стихотворения. Впрочем, это мелочи, конечно, да никто и не ожидал от издательства «Геликон Плюс» внимания к подобным подробностям. Прекрасно, что книга появилась, неплохо, что рецензия вышла: Геннадий Иванович Алексеев — фигура чрезвычайно интересная в своей … типичности? … нетипичности? В своей типичной для своего времени нетипичности, — пожалуй, так.
Рецензия, собственно, как рецензия. Ничего дурного я сказать о ней не могу. Слегка приблизительная по высказыванию, да и по фактологии. Г. И. Алексеев, например, не только «учился на архитектора», но и выучился на него, и даже преподавал архитектуру в Ленинградском инженерно-строительном институте. Любопытно было бы сообщить иногороднему читателю, что поэт-верлибрист Алексеев был членом СП СССР, автором нескольких книг. При этом его неопубликованные рукописи вполне циркулировали в «профессиональном самиздате» — т. е. среди литературной общественности, я их помню и люблю с юности. Это, может, и необязательные сведения, но с их помощью можно поставить фигуру поэта хоть в какое-то конкретно-историческое соответствие с его жизнью и творчеством. «Мистика и духовидчество» — это очень хорошо, но только на фоне реальных обстоятельств существования. Впрочем — к большому сожалению — нельзя исключить — и никогда нельзя этого исключать — что в исходном тексте все было как раз очень хорошо и подробно изложено, а потом все так сократили и отредактировали, что автор стоит в чистом поле, разводит руками и сам на себя удивляется: и как же это я выгляжу тут, каким чучелом! Я, конечно, нравов отдела критики «Нового мира» не знаю, никогда там (и вообще в этом издании) не печатался, и если что, то заранее извиняюсь, но исхожу из общеизвестного обыкновения (в газетах, конечно, это встречается чаще, чем в журналах, но и в журналах тоже бывает). Вследствие всего вышесказанного я обычно практикую своего рода презумпцию невиновности по отношению к авторам литературно-критических статей, появляющихся в периодике. Да и вообще — статьи Никиты Елисеева (с которым я лично незнаком, как не был лично знаком и с покойным Г. И. Алексеевым) мне по большей части всегда скорее нравились. Конечно, бранные отзывы у него выходят живее и радостнее, чем похвальные, но это явление почему-то нередкое. Выбор предметов издевательства (на которое он признанный мастер) у меня (за одним или двумя исключениями) протеста не вызывает — в отличие от выбора предметов восхваления — тоже за некоторыми исключениями, одно из которых — Геннадий Иванович Алексеев.
Но что меня в это рецензии совершенно поразило, так это:
То есть получается, что верлибр и белый стих синонимы? Не буду вдаваться в определения верлибра — их у него множество и все довольно бестолковые, но мне всегда казалось, что даже студенты Литературного института усваивают в конце концов, что белый стих — это нерифмованный регулярный стих. Когда-то мне приходило в голову, что при некотором расширении понятия о регулярности стихе можно с помощью «белых дольников» и т. п. отбить часть пространства у верлибра как у поля отрицательно определяемых сущностей — нерегулярного нерифмованного неметрического и т. д. Преследовать эту идею я, не будучи филологом, естественно не стал, за стиховедческой литературой давно уже слежу крайне нерегулярно (но рифмованно), но дело, конечно, не в том.
Неужели все уже так далеко зашло? Мне, кстати, было бы как-то спокойнее, если бы вышестоящая синонимизация оказалась на совести отдела критики «Нового мира».
Но в целом не могу не сказать, что я огорчен. Пустяк, а неприятно.
>То есть получается, что верлибр и белый стих синонимы?
Постоянно. Везде. У всех. Я уже и внимания не обращаю.
Вот видите, Андрей, какой я нежный.
Не от всех и ожидаешь, если честно. Почему-то.
А если организовать тайное общество в масках — чтобы являться по ночам ко всем, кто употребляет слово «презентовать» в значении «презентировать»и заставлять их действительно раздаривать книги всем желающим.
А по нашему примеру: заставлять подписываться под вытекающим из него утверждением: «»Вновь я посетил…» написано верлибром».
Разве что так… А с верлибром как белым стихом может соперничать лишь знаменитая пара «одеть-надеть»; совсем недавно читал статью (о стихах Оболдуева) — и путает автор, путает.
Ужасно, Вы правы, это чудовищный прокол.
Но это еще что…
Повсеместное явление в ЖЖ: целое стихотворение именуется не иначе как стих.
Краткость — сестра невежества.
В ЖЖ. Не смешите меня. Эта манера с семидесятых годов в «профессиональной среде» повсеместна. Ведет происхождение, конечно, от Маясковского. Я этого словоупотребления не люблю и никогда им не пользуюсь, но в «устной речи» оно имеет известные права давности. В статье же это было бы… Впрочем, понятно, чем это было бы.
«вышестоящая синонимизация» на совести отдела критики НМ в той же степени, что и любая пропущенная опечатка, либо невыверенная цитата. Уверяю Вас, что люди, которые там работают (Роднянская и Губайловский), достаточно филологически грамотны, и сейчас, скорее всего, сами сокрушаются, что проморгали подобный ляп. Я не раз печатал в НМ статьи и знаю, как они добросовестно относятся к своему делу. Так что всё-таки повинен автор — кстати, историк, а не филолог по образованию.
Другое дело, что общий фон происходящего чудовищен: 99% нечто слагающих столбиком, в рифму или без оной, данные понятия (и не только их) намертво путают. Что не столь уж удивительно: полагаю, что 99% членов СП СССР путали их столь же уверенно.
Если Вы говорите… Вам, конечно, виднее.
Я специально, конечно, за деятельностью этого отдела (и никакого другого) не слежу. Просто известно, что он отличается повышенной духовностью, а существует правило: чем выше духовность, тем ниже определенность в сведениях и понятиях.
Все, на мой взгляд, несколько сложнее. Что «верлибр» и «белый стих» — вещи совершенно разные, учат даже в средней школе, по-моему, но как раз вещи, которым учат в средней школе, часто нуждаются в уточнении. Термин «верлибр», не в пример другим терминам русского стиховедения, очень нечеткий. Ты сам пишешь про «белый дольник». А белый тактовик? А белый акцентный стих? В общем, оказывается. что очень мало верлибров, которые нельзя было бы описать как «белый» вариант одной из разновидностей русской тоники. C кротким напоминанием ты меня пристыдил. На этой неделе займусь.
Валера, о «белом дольнике etc» я писал как об идее, нуждающейся в разработке. Действующим все же пока что является «школьное определение», причем не верлибра (на что я отдельно намекнул), а белого стиха. Если ты желаешь его опровергнуть или просто не желаешь его учитывать, то будь добр, оговори это в тексте. Покажи, что тебе оно известно. Насчет же «оказывается. что очень мало верлибров, которые нельзя было бы описать как «белый» вариант одной из разновидностей русской тоники» — просто не согласен. В любом случае такое заявление требует а) выработки представления о «белых дольниках и т. д.» и 2) просчетов, просчетов, просчетов. По общему ощущению такие заявления ведь не делаются.
Но главное, что это все тут совершенно мимо денег. Мы можем сколько хочешь обсуждать проблемы определения верлибра, но в данном случае налицо совершенно простодушное смешение понятий, о нем и была речь. Это твое высказывание продиктовано очень благородными чувствами, я понимаю, но все же… Я же никого не обвиняю и не встаю в позу «о времена, о нравы» — я просто несколько огорчился, вот и все.
Собственно, я отвечал «по сути дела», вне связи с допущенной, увы, Елисеевым путаницей. Скорее всего, он-то ни о чем таком не думал. В его оправдание можно сказать лишь то, что еще в первой половине XX века понятие «белый стих» вне круга профессиональных стиховедов употреблялось шире, чем теперь, и охватывало не только метрические стихи.
Что же до верлибра, то я действительно так думаю. Ты прав, что нужны просчеты, и, в общем, это не наше с тобой дело, но — это еще одно спорное утверждение «по ощущению»: возможно, критерием здесь является не наличие/отсутствие ритмической структуры, а ее существенность/несущественность для автора.
Например, у того же Алексеева есть и белый дольник (кстати, этот термин вполне применяется в стиховедении), и даже белые вольные дактили-амфбрахии, если на то пошло. Но не уверен, что он сам это замечал.
У Алексеева было (по воспоминаниш, точнее скажу, когда прочту обе книги) было — особенно среди опубликованных стихов — просто очень много никаких не верлибров, а чистых белых стихов с той или иной «небольшой погрешностью». Я «Жар-птицу» помню плохо, но Оля вспоминает, что читала е в «Авроре» (т. е. при первой публикации) и восприняла как очень нудные белые стихи.
Интересно было бы еще разобраться — чем, собственно, отличаются публиковавшиеся и непубликовавшиеся стихи Алексеева. Вторые, по воспоминанию, были радикально, на несколько уровней лучше, но технически отличались неособенно. Может быть, мифологических сюжетов (до сих пор помню — «Ахилл, не убивай Пентесилею, она же еще девочка») было значительно меньше.
Опять же еще рано, но в случае чистых верлибров у Алексеева (а подозреваю, что их не так и много) следует говоритя о строфическом стихе. Синтактические параллели создают своего рода строфику с законом возвращения. А что есть стихи как не закон возвращения.