Еще раз о Хармсе и Введенском

Хармс и Введенский кажется, что сознательно отуманивали себе сознание — водкой, эфиром, женским полом, бытовым абсурдом — но не все сознание, а только ту его часть — бытовую, ближнюю к внешнему миру, которую у других людей сначала постепенно, а с началом тридцатых годов ускоренно отуманивала и трансформировала советская жизнь. Таким образом как бы локализовался и замораживался очаг возможного поражения.

Своего рода шаровой защитный слой.

Остальное сознание сохранялось невиданно ясным, а Хармс с Введенским (дополнительное следствие, но, может быть, внутренняя причина) оставались людьми двадцатых годов. Личная сила мышления Введенского была, конечно, выше хармсовской (отчего, кстати, хармсовские стихи кажутся рассудочней), поэтому ему и требовалось больше заморозки — и водки, и эфира, и механического совокупления, и чуждого Хармсу азарта. Но и остаточная ясность его сознания оказывалась большей, чем у Хармса — это очевидно, например, из халтурности детских стихов Введенского, написанных на совершенно холодном носу, как Хармс никогда не мог.

Но как Олейников не мог и Введенский.

Еще раз о Хармсе и Введенском: 13 комментариев

  1. Спасибо, что вспоминаете о них. На фоне нынешних несоразмерностей как раз о них вспоминается часто. Сколько гениев потеряно безвозвратно: оскудение неизбежно, и насколько оно затянется — Бог весть.

  2. это — очень интересная тема, Олег. Касающаяся не только ОБЭРИУ, искусства в целом.

    тексты Введенского кажутся самыми абсурдными из всех обэриутских опытов, они — по-настоящему экспериментальны и безумны (для читателя)

    Хармс — более лаконичен и рационален в своей абстракции, наверное, поэтому так любим и наиболее известен в народе.

    Олейников — почти классичен, весьма рассудочен, ясен в своём мастерстве, теряющийся в общей однородной поэтической массе (для читателя)

    хочется продолжения…

Добавить комментарий