полузвезды-полуоблака
полуптицы-получервяки
так подгорная кипит река
под нагорной глиною реки
полугоры-полугорода
полубиты-полугородки
так угарная горит вода
под бугорным оловом реки
в замедленьи оловянных рек
в заголеньи раздвоенных глин
так и исчезает человек
золотою темнотою мглим
и на парапетах золотых
спят цикады черным мертвым сном
…как старцы троянские на теплых стенáх Илиона…
VIII, 2012
Эта теплая, магнитная, сестринская споловиненность привычных вех нисходящего и уходящего вдаль взгляда – как шаг, требующий обязательно двух опор, каждая из которых – только половина единицы движения и поэтому существует без другой только наполовину (а значит, возможно, и не существует вовсе), как звезды – без облаков, как птицы – без червяков, как горы – без городов, которые стоят на дальних склонах виноградными городками, жадно ждущими небесной биты. Идущий степенями этой споловиненности вниз и вдаль уточняет сравнивающую способность своего взгляда до такой тонкости (или утончает до такой точности), что тот проникает не только в теснейшую тесноту между «над» и «под», между нагорной глиной и текущей под ней подгорной рекой, но и между двумя слоями воды другой реки, бугрящей свое медленное олово на повороте, где в нее впадает река подгорная, кипящая золотом и прожигающая изнутри оловянную амальгаму. Но тот, кто, следя за поворотом реки или разветвленьями глины, доходит до последней степени пристальности, тот наконец соединяет веки, исчезает в своем зрении, плавится в его темном тигле, трансмутирует и становится, нет, даже не цикадой, а чем-то совершенно иным – ее сравнением, или нет – словами этого сравнения, ничего о нем не знающими, или нет – просто последней строкой, ничего не знающей о своих словах…
О, Игорь! Это прекрасно написано! Спасибо!
Спасибо, Олег! Давно хотел написать Вам об этом стихотворении и о Холмах, которые… но, впрочем, завтра и напишу. Мы только что вернулись, были немного в Париже, а больше – на Ла-Манше, в Гавре, где видели больше чаек, чем людей, хотя городок довольно большой.
Слава Б-гу, не в Амьене, если Вы не любитель мятежей и революций.
Я так и думал, что Вас нет в городе, Вы в августе же всегда уезжаете.
Жду с нетерпением, что Вы скажете о «Холмах» — это из трех последних стихотворений — сейчас — самое меня занимающее.
А про последнюю строчку «Песеньки» Вы написали невероятно тонко! Об этом очень интересно у Егунова в «Гомере в русских переводах», но слегка передернуто, как у него иногда бывает.