Были в «новом» (т. е. год как открытом в вильгельминском новоделе с колоннами) Литератургаузе. На открытии выставки, посвященной Роберту Вальзеру. Мамочки мои родные: зал битком, под триста человек! Воистину у мертвых писателей сильно больше друзей, чем у живых. У мертвых — и к ним приравненных.

На сцене — писательница Сибилла Левичарофф из Штутгарта (не из наших, папа — болгарин; я с ней лет шесть назад выступал в Базеле и спрашивал; — женщина, острота ума которой — по меньшей мере! — равняется остроте ее носа), критик Петер Хамм (где-то он у меня, кажется, неназванный промелькивал на фотографиях с Бурдинской премии; милый светский человек, баварский радиочиновник на пенсии и друг знаменитых друзей; — нет, Вальзера — этого — он не знал, знал зато трех санитаров из клиники, где тот десятилетиями содержался) и чудный франкфуртский прозаик Вильгельм Генацино, чьи книжки есть в русском переводе (уж не знаю, какой доброты перевод, но все равно приятно).

Слегка поговорили (как ни странно, вполне даже умно; Петер Хамм делал когда-то фильм о Роберте Вальзере, так что в материале, Сибилла Левичарофф хорошо подготовилась, а Генацино вообще точно чувствующий и выражающий себя человек), потом каждый прочел с выражением толику вальзеровских текстов и мероприятие закончилось.

Мы собрались было подняться на второй этаж, где выставка, но выставка, хоть и открылась, но была закрыта — в буквальном смысле «караул устал»: сказали, что не удалось найти сидельцев на вечернее время. Такой оборот вещей мне в голову не приходил, хотя — каюсь — известная наклонность (пред)видеть абсурд у меня имеется.

Придется зайти еще раз — почему-то очень хочется взглянуть на т. н. «микрограммы», крошечные бумажки, на которых Вальзер микроскопическим в буквальном смысле слова почерком писал в душевнобольной клинике. Их сравнительно недавно удалось расшифровать под большим увеличением.

Рассказывать, какой Р. Вальзер замечательный писатель, не буду. Это таки да, но читал я только один роман и несколько мелких текстов.