Маленькое историческое уточнение

Иосиф Бродский прилетел в Тбилиси в конце 60-х годов… Тогда он переводил стихи моего брата Отара. Гостил он всего один день, “хотел посмотреть, какие вы на самом деле”. Потом его блестящие переводы стихов Отара цензура изъяла из русской книги… Иосиф уже был выслан из Союза, и его имя нельзя было даже упоминать. Вспоминаю, что он был без пальто, руки в карманах.

это в статье Инны Кулишовой «Бродский и Азия: метафизическая несовместимость» цитируется мемуар грузинского поэта Тамаза Чиладзе.

Мне лично эта история знакома в совершенно ином виде, со слов одной ленинградской филологической дамы, переданных ее ближайшей подругой (слышали в начале 80 гг.). Дама (с дружескими связями в Тифлисе) попыталась устроить для Бродского, нуждавшегося в его послессылочном состоянии в постоянном источнике переводческой работы, сотрудничество с Отаром Чиладзе. Тот выдал подстрочники. Бродский сделал переводы и приехал в Тифлис. Чиладзе прочитал переводы и сказал в характерном неподражаемо-благородном тоне, что стихи-де получились великолепные и он-де, Отар Чиладзе, таких великолепных в жизни бы не смог написать. Поэтому он-де и не может опубликовать их под своим именем. Бродскому ничего не оставалось, как повернуться и уехать. Именно поэтому визит длился один день (!) — кто же приезжал в советские времена в «Тыбилиси» на один день, в обычном случае уже застолье продолжалось двое суток.

Насчет «цензуры», которая «вырезала», что-то я очень сомневаюсь, если честно. Если речь идет об издательстве «Мерани», так и прямо не верю — где им там было разобраться во всех этих Бродских. А если о московском издательстве — то обратно вряд ли: переводы уехавших, конечно, изымались, но тоже далеко не всегда. Было бы интересно посмотреть на доказательства обратного — редзаключение, например: «Ай-я-яй, уберите переводы Бродского!» или письмецо от «цензуры».

Но главное даже не это, а простая арифметика: от 1966, когда произошел однодневный визит, до 1972 года, когда Бродский уехал. легко посчитать, шесть долгих лет прошло, за это время, если бы Чиладзе переводы действительно принял, то он их и в журнале мог бы напечатать, и в альманахе, а хоть и в газете «Советская Грузия». Да и не раз. Бродскому в его ситуации важны были не столько деньги, сколько сами факты публикации.

Вообще, если кто не знает, Отар Чиладзе был более чем приличным поэтом (если судить по переводам Натальи Соколовской) и довольно увлекательным романистом в жанре «кавказского мифологического реализма», как его в семидесятые годы воспитывал журнал «Дружба народов». Тогда мы, конечно, не понимали, что за всей этой возвышенной мифологией скрывается такая же темная, косная, упертая, закомплексованная злобá советского интеллигента в первом поколении, что и у всяких Беловых-Распутиных-и-как-там-их-еще звали, что это «нацменский пандан» (насчет «первого поколения» — знаю, знаю про бабушек, про князей — слыхали и не раз: всё это неважно — неважно, кто из какой семьи происходил, в советской цивилизации интеллигенты были только в первом и во втором поколении, в третьем они уже снова опадали или в первое, или во второе — да и сейчас, кажется, дело обстоит не иначе). Мне романы Чиладзе тогда нравились, хотя я, в сущности, предпочитал Чхеидзе.

В 90-х гг. я прочел — в немецком переводе — еще один его роман, где уже никакого мифологического реализма не было, да и зачем? — свобода, пиши чего хочешь. В результате получилось очень уныло — из какой-то несуществующей и глупой «реальной жизни». Но это явление системное, относящееся ко всем советским писателям — когда с них сняли необходимость выкручиваться, выяснилось, что ничего другого они толком не умеют. Но злобá и закомплексованность, конечно, вылезли в открытый текст.

Маленькое историческое уточнение: 28 комментариев

  1. Я, будучи старшеклассницей, читала «И всякий, кто встретится со мной», как раз-таки в ДН. Было увлекательно, но до такой степени похоже на Маркеса, что даже не знаю, что кавказского в этом мифологическом реализме.
    Впрочем не филолог я, могу и не понимать.

    • Ну, не без Маркеса, конечно. Но, как ни странно, «не без Маркеса» и в русской «деревенской прозе» 70-х гг. Но тут еще надо учитывать, что написанное на русском языке подвергалось большему редакторскому и критическому давлению, чем написанное на «национальных языках», даже если оно было потом переведено на русский (переведено-то уже было с опубликованного, стало быть «залитованного», что было для «центральных» издательств относительно безопасно).

      По этой причине переход в «мифологию» для русских «деревенских романов», особенно у авторов старшего поколения, был затрудненнее, чем у авторов «национальных литератур».

      Маркес, кроме того, был не один в качестве структурного источника — их тогда много кого печатали, «латиноамерианских эпиков», и это был удобный язык для иносказания, притворяющегося образностью.

      Но, повторяю, романы (я читал три) — неплохие, хотя каждый следующий несколько хуже предыдущего, что я связываю с ослаблением цензурных ограничений — как вообще, так и персонально для Чиладзе, который рано стал «великим писателем» и мог позволить себе многое, если не всё.

  2. С восторгом читал в свое время «И всякий, кто встретится со мной». Дальше и правда было хуже. Последний читать уже и невозможно. Но вообще история такая, как бы это сказать точнее. Ну, видимо, Чиладзе мог себе позволить кого угодно послать куда угодно.

    • Насчет «кого угодно» — очень сомневаюсь. В данном случае — мог. Причем не самого Бродского даже, а того, кто за него просил.

      Вообще же вся эта возвышенность и поэтика тоста — такой же язык, как любой другой, и очень легко переводится в понятия здравого смысла и делового подхода.

  3. Загадочен и темен мир грузинских издательств. Вот, например, купил я недавно толстенный сборник трудов Ульриха Цвингли, изданный в Тбилиси в переводе на русский язык (переводчик и редактор Бадри Амвросиевич Шарвадзе).

    • Про это я никаких историй не знаю. И переводов не видел. Впрочем, я далеко не бродсковед.

      Прореагировать могу только словами старинного советского анекдота (который, вероятно, всем известен), который незабываемо рассказывал покойный Сергей Вольф: «Армянин лучше, чем грузин!»

  4. Насколько я понимаю от этой же дамы идет информация о том, что Бродский познакомился с Гамсахурдия.
    Но непонятно когда?
    За один день пребывания в Тбилиси вряд ли возможно.
    Или может быть Гамсахурдия в Питер приезжал.
    Вообще, если изучить и написать про непафосную историю российско-грузинских литературных связей, то много интересного можно узнать.

  5. Кстати, армяне всегда играли большую роль в литературной жизни Тбилиси.
    Сейчас литературный процесс в Грузии поделен на грузиноязычный и русскоязычный.
    Лишь несколько человек участвуют и в том, и в другом.
    Я был несколько раз на сходках русскоязычных авторов.
    Основные поэты и прозаики, пишущие на русском языке сейчас в Грузии, в основном, русскоязычные армяне.
    При этом их русский язык иногда похож бывает на пиджин-рашн.
    При мне обсуждали прозу одного русскоязычного армянина.
    Одна поэтесса сказала — » У тебя,Гагик, неправильно по-русски звучит одно место.
    У тебя там «декаденс».
    А нужно один штук — «декадент».»

Добавить комментарий