Вот чтó могу с чистой совестью порекомендовать, так это блок «В ПОИСКАХ «НАСТОЯЩЕГО ЕВРЕЙСКОГО ШТЕТЛА»» в 102 книжке «Нового литературного обозрения». Особенно обзорную статью Мих. Крутикова «Штетл между фантазией и реальностью», открывающую раздел, — и закрывающее его, я бы сказал, совершенно образцовое исследование Валерия Дымшица «Мани Лейб. Нежин», где со стихотворения еврейского поэта Мани Лейба «Нежин» слой за слоем, уровень за уровнем снимается существенная информация. Я бы назвал этот текст идеальным чтением — любое стихотворение на любом языке может позавидовать «Нежину» Мани Лейба.
Но и вообще весь блок демонстрирует полную компетентность всех участвующих, полную ориентированность в предмете и материале — и это, к сожалению, очень контрастирует с общей ситуацией нынешнего НЛО, я говорю просто по непосредственному впечатлению человека, прочитавшего подряд четыре толстых номера. Значительная часть текстов (за вычетом по-прежнему вполне качественного раздела библиографии) не то что совсем некомпетентна (хотя и такие встречаются), но — может быть, это еще и хуже — не до конца компетентна. Может быть, это связано с довольно большим количеством западных исследователей «дел наших скорбных». Я не ставлю под сомнение, что существуют крупные и заслуженные исследователи (особенно они существовали в прежние времена, поскольку имели большие возможности доступа к информации и несколько большие, хотя тоже небезграничные свободы в ее обработке, чем их советские коллеги), но это все-таки исключения, чтобы не сказать: каждый раз маленькое чудо. Основной поток все же таков, каков и любой основной поток, но помимо индивидуальных качеств, этот, тамошний поток, демонстрирует общую неукорененность в исследуемом материале, что вполне естественно. Неориентируемость в контексте. Зависимость от клише собственных культур по отношению к России и русской культуре (даже если эти клише и опровергаются — но они не очень часто опровергаются, а чаще всего выдаются за «западный», таким образом априорно правильный взгляд). При общей несистематичности нынешнего гуманитарного образования — увеличенная зависимость от случайной информации, прежде всего из Интернета, что сдвигает и помимо этого слегка замутненную оптику. Повторяю, все это, в общем, естественно для иностранцев и на присущем себе месте — то есть, попросту говоря, в Иностранщине, смотрится иногда даже трогательно (хотя не могу не признаться по личному опыту, что основной поток «русистики», с которым мне приходилось сталкиваться, в лучшем случае забавляет; про худший даже и говорить не хочу), но в русском журнале вызывает ощущение чаще всего легкой, зато частой неаккуратности, несущественности, второсортности, которую нам все время пытаются выдать за «актуальную науку». Примеров приводить не стану (тем более, что в предыщей записи на эту тему уже приводил) — это мое личное суммарное ощущение в результате массированного чтения, ощущение рядового читателя-нефилолога с тридцатипятилетныим опытом чтения литературоведческих текстов.
Но и собственные иностранцы Василии Федоровы тоже, конечно, имеются в изобилии и хороши — как во взгляде на собственные наши дела, так иногда и в попытке обозреть дела чужие. Как-то мне уже подворачивалась статья о текущей немецкой лирике, поразившая меня выбором материала по методу Рабиновича. Эта статья, как оказалось, находится в одном из прочитанных мною сейчас номеров. Но принцип чтения по Рабиновичу до какой-то степени оказался общим принципом, так что не имеет никакого смысла на ней специально останавливаться.
Сказанное, конечно, не исключает возможности появления в журнале замечательных материалов на ту или иную не высосанную из пальца тему, с чего я, собственно, и начал. Но это теперь (в отличие от прошлых времен) скорее возможность, чем надежная уверенность — повторяю, по моему личному ощущению.
Мне трудно себе представить, что Анна Глазова () прибегла к такому принципу, хотя бы и сознательно. Правда, я давно любил ее как поэта, не систематизатора.
Таково мое мнение.
Причем описываемый предмет мне более или менее известен, хотя обзорную статью я бы писать не взялся, счел бы, что известен недостаточно.
Собственные поэтические достижения автора тут не играют никакой роли, да я с ними не особо и знаком, за исключением переводов из Целана, которые полагаю вполне неудачными. Но Целан вообще мало кому удается.
По-моему, вообще никому, так что я начинаю сомневаться в оригинале. Просто человек с ее образованием и, что называется, бэкграундом вряд ли стал бы… Другое дело дилетанты: я бы писал только о том, что мне интересно.
Не сомневайтесь. Целан — более чем замечательный поэт. Другое дело, что лично я отказываюсь оценивать и воспринимать его стихи, написанные после трагического перелома поэтики, происшедшего в результате двух основных причин: в первую очередь, конечно, из-за истории с обвинением в плагиате (которая его позже и физически уничтожила, я в этом убежден) — Целан постарался исключить все, что с какой-то точки зрения могло показаться «похожим» на что бы то ни было (что, как и всегда в таких случаях, привело к тому, что полученный результат оказался более или менее похожим на все на свете). И во-вторых: из-за постоянного иронического (с антисемитским оттенком) шепота, преследовавшего его (в результате развилась мания преследования и по этому поводу), когда он появлялся в Германии, при всех успехах. «Завывает, как раввин», — сказал после его выступления на Группе-47 (что было большой честью, в общем-то) глава ее, Рихтер.
Но ранний и средний Целан — очень большой поэт, очень гармоничный по просодии, с непривычно глубоким для немецкого языка дыханием — «русский поэт» в немецком языке, как он себя, впрочем, иногда и называл. У него есть некоторые стихи, которые больше походят на Мандельштама, чем в се переводы Мандельштама на свете, даже его собственные.
Но даже в поздних стихах, следах самоуничтожения, разрушения в себе музыки, у Целана нет деревянных, неживых слов, драгомощенкоподобных слов-буратин.
Спасибо большое. Вернусь к нему и постараюсь понять.
Есть такое комьюнити, может, туда ссылочки дать?
Так они должны знать вообще-то — номер уже давно открыт и на сайте НЛО, и в ЖЗ. Или Вы смотрели и там нету ссылок?
Если Вы там записаны — дайте, конечно.
Я Вас умоляю, что они знают! Ничего они не знают. Скажу правду, что узнал от Вас.
если он и ру—идиш, то по красйнедр мере Крутикова и Дымшица они не могут не знать.
Хорошо, не буду.
Нет-нет, как Вы считаете нужным.
http://community.livejournal.com/ru_yiddish/426095.html
Очень хорошо. Оба выдающихся ученых и литератора, один из которых является моим близким другом с самой юности, а другой — хорошим знакомым с прошлой весны, заслуживают всех на свете почестей и слав.
А в ру_идише, возможно, и оригинал стихотворения Мани Лейба быстро отыщется.
Я еще думаю, собственно. С усталостью материала самого журнала, может быть? — с выработанностью ресурса, так сказать. Журналы же долго не живут — как и театры и футбольные команды (исключения всегда бывают).
В свое время было много «запаса», того что надо было догнать, восполнить, возместить — и в отечественной филологии, и в зарубежной. С некоторого времени мы имеем дело с «текущим потоком», из чистой любезности именуемым «актуальным». А он, как и всякий актуальный поток, в основном, посредственен.
Но есть, наверняка, и другие причины — социокультурного характера.
Если бы литература была таким зеркалом — то может быть.
Но я так не думаю.
Литература исторически была инструментом, позволяющим заставить людей видеть происходящее тем или иным образом. А иногда вообще видеть происходящее там, где ничего не происходит.
С тех пор, как эту функцию переняли другие инструменты — сначала массовые газеты, возникшие в конце 19 века, потом кинематограф, потом телевидение, литература освободилась от этой функции. Не случайно «модернизм» возник практически одновременно с возникновением средств массовой информации — как результат снятия функции воздействия на массы. В Совсоюзе, конечно, где вообще пытались построить 19 век, доидустриальное общество с тяжелой индустрией, несвойственные литературе функции были законсервированы.
Но чтобы какая бы то ни было литература чего бы то ни было отражало — я таких случаев не знаю.
Впрочем, мы же говорили не о литературе, а о конкретном журнале, который 20 лет возглавляется одним человеком.
Мне кажется, это несколько неисторическое суждение. Полное разделение литературы серьезной и массово-развлекательной произошло в Европе только после второй мировой войны. Уэллс и Честертон не считали себя (да и не были — по профессиональному этосу, по образу жизни, по культурному уровню, наконец) развлекательными беллетристами, вне зависимости от технической жанровости их текстов. И публика воспринимала их не так.
Я не специалист по истории выделения «спецжанров» в отдельные, так сказать, эксклавы, но, несомненно, это где-то описано. Но навскидку полагаю, что сам процесс завершился к 60-м гг. На Западе, я имею в виду.
Еще одна важная вещь, специально существенная для нашей ситуации. Эта ситуация, к сожалению, полностью определена реальностями позднесоветского времени — люди, в это время воспитанные, определяют сегодняшнюю России и воспроизводятся дальше. В этом времени «престижно» было все труднодоставаемое, а развлекательное в стране нечеловеческой скуки (что есть главная характеристика СССР и, думаю, главная причина его краха) было очень дефицитным. Особенно переводное. Поэтому, особенно в 90 гг., так накинулись на развлекательную литературу любого свойства.