Хрустят суставчики травы,
щелкают ее сухие косточки,
будто ходят по ней слоны и львы,
по лежащей на ней воздушной досточке.

Эта досточка — ни то, ни сё —
полоса надтрáвная, полоса подвéтровая,
где влажный голос и есть еще,
и сухой уже, и нету его.

Тяжело траве держать эту речь,
эту реечку межуханную,
эту реченку, чтоб не смогла утечь
вверх и в сторону без названия.

И зовет она тяжких зверей ходить
по сухому голосу, по сухому
руслу голоса, уже потерявшего нить
воды, но всё дышащего в соломку.