Небо — какое? Наверху еще день, пролизанный сильным жемчужным ветром, а ниже, за мелкой голизной пихт, — розовое ничье крыло (можно перья пересчитать) из плеча жарко жухнущей силы отяжелевшего зверя в свежих красных царапинах инверсионных следов — между домами, в яме прямых углов.

Небо — какое? Внизу — натертая, остывающая полоса латуни, а выше — стеклянная вaтка солнца, еще полчаса, и втуне, в мутной тоне трудной рыбкой блеснёт, и — нет.

Небо — какое? Плотная синяя ветошь внизу плохо впитывает влажные комки непрошенной пыли, толпу умоляющих ночь, ветки березы сметают их сверху, чтобы там говорилось открытой, краткой, последней голубизной: «Прочь!»

Небо — какое? Оберточная бумага — в зеленоватых просалинах там, где может быть луна, завернутая в нее, купленная на вес, — стала уже пергаментной, уже прозрачной стала, так что скоро будет виден ущерб луны или ее рост.

Небо — какое? Неба нет, и необходима птица, которая поднимется так низко, что вдруг помутится в размахе крыльев, тут же придет в себя и крикнет оттуда: «Небо есть, но летать в нем не стоит труда!»

Небо — какое? Беленькая рединка, недóтка, дрожащие нитки-монадки бывших, будущих облаков, мелкая рябь на прусском синем, а вот и лодка, парус, полупузырик полдневной луны… был таков…

Небо — какое? Обещание быть хорошим, сквозь слои слёз, и всегда пропускать вперед свет (и лён), и быть милым, и милори, и только потом — дождь и грозы, и красный ветер закатов, и козье молочко лун.