|
Авторы | Проекты | Страница дежурного редактора | Архив |
|
||||
|
Дмитрий Григорьев
Стихи 02.09.201528.02.2010 14.05.2006 14.11.2004 Из стихотворений 2001-2002 гг. |
|
|
|
Дмитрий Григорьев * * *Танцуй, Саломея, чью голову ты попросишь, кому в серебре на красном лежать снегу, белый ягнёнок давно принесен в жертву, и под землёй нарастает гул, ты стала другой, сквозь лёд пробивается пламя, и люди вокруг застыли камнями, даже птицы висят неподвижно когда ты взмахиваешь руками, танцуй между нами — мы еще можем кричать: Танцуй, пока время играет широким подолом юбки твоей разноцветной, огнём твоего костра! Но даже сбросив одежду и потеряв голову снять невозможно всё прошлое: эту родинку, этот шрам… РАЙ «А что за жизнью прячется, какая ерунда откроется, назначится и явится сюда!?» Растёт от слова «явленный» таинственный побег — уже созрели яблоки в саду, где человек раскинулся как озеро: в нём рыбы и луна, и тень её прозрачная не достигает дна… А утром гости праздные съедят запретный плод, и всё, что им откроется, он жизнью назовет. * * * Собаки лают наперебой, за деревьями небо с разорванной губой, Илья пророк рассыпает горох и электричество вырубает по всей деревне. Он едет мимо нашего дома на телеге, полной застывших слёз, он засеял уже всю дорогу, и нам целый мешок привёз. Молоко превращается в простоквашу, дорога становится глиняной кашей, мешок тяжёлый лежит у порога, открывать его страшно… БЛАГОВЕЩЕНЬЕ 2 Ангел белый на пути из тумана вышел, вынул нож или кинжал, а скорей всего скрижаль: стал читать — никто не слышит! Ангел черный у ворот доедает бутерброд, он из черепа коровы сделал страшный вертолет, скоро он снесёт всем крыши, и любой тогда услышит что же белый нам поёт! ТРИДЦАТЬ СЕМЬ И ТРИ Каждый вечер поднимается температура без каких либо признаков боли, каждый вечер поднимается ветер и гоняет по улице пыль, я бы мог написать о солдатах но пишу лишь о голом поле, где снег ещё не весь растаял, еще лежит в овраге словно последний партизан в грязном маскхалате и ждёт своего состава, своего тяжёлого поезда, я бы мог написать повести о мёртвом заводе о сгнившей школе, но душа моя хочет на волю без каких либо признаков боли. * * * Брат мой сделал чёрное дело - плывет по реке прекрасное тело: Озирис в ящике расписном, в деревянной лодке с хрустальным дном, белые пятна заполнились красным, река потемнела, солнце погасло, бревна скользкие до тошноты мне уже не связать в плоты, а вода, густая как нефть, несёт разлитый над полем заката йод, и пьяный на пристани хрипло поёт про какой-то чудесный плот. КАЛИНИНГРАД: ЛЕТО День становится тихим и вялым, гладит рукой невзрачный цветок, укрывается облаком-одеялом, и на губах оставляет песок. Пляжники, поеживаясь от холода, надевают юбки, надевают штаны, лишь собиратели янтаря голые бродят вдоль самого края волны, а над ними висит паутина чаек полетов в небе белёсом, а под ними в зелёной тине солнца погасшего желтые слёзы. * * * Кто сказал «ярка яранга огня», кто спрятался среди белой тьмы, маленький дом построила для меня северная женщина посреди зимы, звенят бубенцы — собак запрягай, песней протяжной лети на край этого мира, где птица пурга в небе поёт про чукотский рай: там наверху кончается лед, и звёзды на берег выносит прилив… Но птица напрасно меня зовёт — я и так живу на краю земли, и её полёт — это мой пролет, останется только перо в руке, а песня её растает как мед, тягучий мёд на моем языке. * * * Ты напрасно рассказывал мне, о чёрных зрачках на его руках, о том, как работает вечная касса, сжимая че-лове-ка до че-ка, день растягивая в день-ги, ведь сказать уже нечего — катится по ступеням пустой шприц, и дорога размотана грязным бинтом, дырка на вене становится ртом, потом превращается в глаз, а ступени ведут в кабинет, где ангел за красной кассой уменьшает словарный запас от кифариста и бифуркаций до тех мест, где тебя уже нет. * * * Писать книги, в которые кто-то верит, рисовать живые картины, ходить от двери до двери, протирая насквозь подошвы ботинок, лепить небо из синей глины, вязнуть в болоте, с вершины падать, чтобы однажды найти дорогу, ведущую к старому саду, где давно созрел абрикос, а виноград еще кислый, и возле дома летают пчелы, собирая как мед твои мысли, оставляя тебя чистым и голым в люльке плетеной безгрешным младенцем, где ты понимаешь, что пришёл, и от этого уже никуда не деться. |
|