1.

Третий нелишний,
если поет
ветер нелишний
этих широт.

Проще под ветер
петь на троих
в роще, под ветер
мертвых твоих.

Хлебного ветра
с кем преломить?
В хлябях от ветра
вымокла нить

мысли суровой
и порвалась,
мыслью суровой
всýчена в грязь,

той половиной –
в серый восток,
той половиной –
в серый висок,

а вместо третьей –
воздуха строй…
(Если он третий,
кто же второй?)

2.

Свет преломляется как хлеб,
только с кем преломить его,
чтобы стал он горек, черств и слеп,
чтобы не взять с него ничего,

чтоб стало серенько, как есть
в общем каждому дню и так,
но неразделенно, и не съесть
в рыло одно этот хлеб никак…

Вот так и мы туда одни
шли втроем, но один из нас
третьим был, а мы, как эти дни,
были – их каждый серенький час.

Так и оттуда мы вдвоем
шли одни, но меж нами свет
был уже поделен, и огнем
черствым царапал в гортани: да.

3.

Ты считать умеешь до трех?
Вот – смех, вот – грех,
вот – бог, вот – порог,
вот меж оконных створок
смотрит на улицу старик
или старуха, но это – страх
и его мурка, морока, морок,
и взгляд их, как об стену горох,
бьется в Третьего,
в его укрепленный город.