Наталья Черных

УМНОЖЕННЫЙ ДУЭТ
О «Чвирике и Чвирке» Ольги Мартыновой.

Слова не любят продолженья...
Ольга Мартынова

*
Волнами нынешних зимних вечеров скрывается хаотическое столпотворение. Мир вокруг становится настолько плотным и суровым, что в нем, кажется, не может быть нежных сравнений. Если говорить о поэзии в этом мире, то это скорее жертвенная кровь на притолоках домов. Это мир Маяковского, так мне видится. Однако жертвенное животное — овен — напоминает скорее о солнце. Кровь — плотное, яркое. Солнце — тоже яркое, но без него не было бы крови. В жертву принесено не солнце, а овен. Так во всем мироздании — и в поэзии как в cловесном зеркале мироздания. Вот, есть солнце в крови — но это не солнце.

Недавно изданные стихи Ольги Мартыновой для меня — хлебниковский, солнечный звук в бессолнечном, маяковском, времени. Но ведь Маяковский необходим — он маяк, а Хлебников стал едва ли не Бреговичем для поэтов.


Упав с велосипеда, знаешь вдруг:
между тобой и миром — плоть,
и так тонка, и так капризна,
что грубой и выносливой душе
она сплошная укоризна.


Книга Ольги Мартыновой появилась в моей библиотеке сравнительно давно, однако прочитала только сегодня, шустро, и пишу по горячим следам, да еще в канун дня рождения. Первая часть, «О Введенском». Вторая — «О Чвирике и Чвирке». Именно ее и читала. С некоторым недоверием: слишком мне нравился «Кузнечик» и образы ночи-устроительницы в этой книге. Отсюда поворот к ночной теме. Темы ночи и сна у Мартыновой мне нравятся как хорошая скрипичная игра, но это почти Паганини; порой в них есть настоящий хаос.


Подумай, взять хотя бы таз:
сегодня там варенье,
А завтра там белье.
Так у людей всегда:
Привыкнешь к ним,
Глядишь — они вранье.


«О Чвирике и Чвирке» — поэма снов, словесная симфония снов. Предупреждаю: пишу не заглядывая в предисловия, загляну позже. Мартынова взбивает сны как перину некрасовских листьев. Сюжеты симфонической поэмы вздымаются, взлетают, гудят «бессмертной пчелой» и расходятся, тают, как сны.

Не стала бы выделять так: основной сюжет — Чвирик и Чвирка. Ведь есть и птица кагу, и Тамара-Чвикартвела, и Птица-Басаната. Есть дача, пчела, война, ночь. Это разные инструменты. Но Чвирик и Чвирка солируют. Сны-воспоминания о детстве в дачных декорациях уносят в совершенно другую страну. Но как это — в декорациях, нет, это же целый оркестр вещей и растений, какие тут декорации. Сны об Италии — да нет же, это бормотание захмелевшего (пьяненького) Аполлона, насмешливо дразнящего девушек-муз (дура-мимоза). Фон выходит на первый план, как у Тиноретто, оживает. Возникает портрет героя в интерьере (златопернатая птица-басаната).

Убористое, уплотненное, как вещи в небольшом саке, письмо напоминает и дореволюционый лубок, и печатную шерстяную шаль, и глазет. Манера, как мне видится, очень русская. Так мог писать солнечный Хлебников: «...эта скорость/ затем ли бабочкой сбежала/ из нежно медленного рта,/ чтоб тормозить времен кружала».

Образ симфонии из слов не вовсе нов — жизнеописание двух существ, которых поэт назвал попугаями. «Но в том-то и дело, что Чвирик — не птица». Множества смыслов кружение над бездной: неразлучники, птички в клетке. Болезненная связанность этих сердец — бывает, что и у людей сердца бьются по-птичьи — вызывает безоговорочное доверие к поэту. И уже не важно, как развивается сюжет. Сначала ли Чвирик пошел на войну, а потом их с Чвиркой навестила птица кагу и рассказала, представившись добрым знакомым, о Гильгамеше и Энкиду. Или же сначала Чвирка опьянела от зимы и потому ей снятся сны.

Мартынова выбирает по виду мягкую форму, внутри которой можно, кажется, переставлять фрагменты, однако при перестановке не возникнет переживания хаотического полета, а это и есть одно из главных действующих лиц симфонии. Мне хотелось бы назвать поэму «О Чвирике и Чвирке» поэзо-симфонической картиной.

В последнее время с настороженностью смотрю на ловкую звукопись. И если в стихах много игры звуков (скорее, звуками), кусаю локти от досады. В поэме Ольги Мартыновой звукопись очень плотная, птичья. «Так Чвирка Чвирика зовет». Иногда она смягчается, иногда обостряется. И тогда птичьи обертона поэт передает знаками, скобками и словами в скобках. Мне нравятся эти стихи, что звукопись идет не от любопытства, а от чувства. Она так говорит, эта Чвирка. Обратное движение возникает. Не поэт ищет звукопись, а звукопись приходит к поэту.

Поэма «О Чвирике и Чвирке» — умноженный дуэт. Любой вступающий в хор инструмент, путь даже заведомо редкий, как птица кагу, играет дуэтом, с другим инструментом. Умноженный дуэт — дуэт, возведенный в степень. Инструмент-одиночка может играть дуэтом с целым квартетом, но это всё равно будет дуэт. Ведь дуэт — не два инструмента, а жанр.

Люди и птицелюди — и созданный двумя птицелюдьми мир. Сны Чвирки — и война Чвирика. Повороты хаоса, водовороты хаоса, видоизменяющие все вещи, материальные и нет. Две небольшие сущности — может быть, и одна — сохраняют чувство единства бытия. О том и стихи.

                                                                                              2009

Опубл.: http://kamenah.livejournal.com/356296.html?view=396488&style=mine#t396488