Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив
 

Андрей Анпилов

КРИСТАЛЛЫ ПЕСНОПЕНЬЯ

Шварц Е. Трость скорописца. СПб.: Пушкинский фонд, 2004, 101 стр.

Опубл. в: НЛО, №75, стр.315-317


     Это первая стихотворная книга поэта после изданного два года назад двухтомника, во многом итогового. В «Трости скорописца» Шварц не изменяет своей манере письма и мышления, но все же ее новые стихи – после-словие, постскриптум к прежде сказанному. И краткий эпилог духовным мотивам русской поэзии. Поэт пишет так сосредоточенно и одиноко, словно рядом в литературе уже никого живого нет. Как последний поэт вообще.
     Не так давно еще о поэзии Елены Шварц не было опубликовано почти ничего внятного и убедительного. Уста критические немотствовали. Но вот что-то «замкнулось в цепи» и за последние несколько лет появились (отнюдь не в связи с присуждениями Шварц премий «Северная Пальмира» и «Триумф») статьи, подробно толкующие и трактующие эту поэзию. Написанные Олегом Дарком(1), Натальей Ивановой(2), Александром Скиданом(3), Валерием Шубинским(4) и другими, в том числе автором этих строк(5). Вероятно, не следует в очередной раз повторять данные однажды определения. Следует, однако, иметь их в умственном поле зрения. О танцевальном рисунке стиха, о капризной его грациозности, об особой акустике голоса и оптике взгляда, о дерзости милосердия, об эсхатологии, о жаре и ознобе, о катастрофичности образа, о своего рода словесной и идейной универсальности. Обо всем этом упоминалось неоднократно. Надо иметь также в виду, что любые утверждения этого поэта могут быть и часто бывают опровергнуты в соседнем или даже в том же его стихе. Мысль Шварц движется не линейно, но парадоксально – молниеносной сменой точки зрения.

     Сквозной, упорно повторяющийся в книге мотив: продолжение жизни после жизни. Сюжет иконы «Троеручица» - чудом приживленная десница Иоанна Дамаскина – то есть «трость скорописца» – метафора поэтического дара - верхний план темы. Что интересно, стихотворение «Троеручица в Никольском соборе» опубликовано в другой книге Елены Шварц «Западно-восточный ветер» в 1997 году. В «Трости скорописца» стихотворения о «трости скорописца» нет. Нижний план – «Сломанная кукла», «Заводной город», отчасти «Телеграф улиток» - гальванизация, иллюзия существования.


Как же поломанной кукле
Взять себя за воротник,
За нитки, вернуть их в руки
Тому, кто к сердцу приник?..
                         «Сломанная кукла»

На петельке игрушкиной
Висит обломок хвоистый
Куриной лапой, мертв...
                       «Елка с игрушкой...»



     Стихи, написанные словно сверх отпущенного срока, за гранью прожитого. Дар оказывается непрерывнее, автономней биографии.


...Пока во мне кристаллы песнопенья
Не растворятся до конца во мраке –
Я петь желаю.
                    «Из Марло»


     Вероятно, поэзия, вдохновение – в наследственном, традиционном их качестве – вчуже так и воспринимаются в ХХI веке – как нечто архаическое, рудиментарное. Вроде магии, таинства евхаристии, молитвы.
     Сердце, выпадая из времени, продолжает отстукивать морзянку боли:


...Как телеграфист забытый
На далеком полустанке.

     И она же – боль – связывает миры:

Весь этот мир – рудник
Для добыванья боли...
...Чтоб было больше света
Небесным городам.
                    «В шахте»

...И стон отчаяния, невыносимой боли
Преображается в неизреченной глубине
В молчание любви земной юдоли
К молчанию живому в нас и вне...
                  «Стихи о Горе-Злосчастии...»

     Такие утверждения, конечно, внушены верой. Наличной реальностью они не могут быть обоснованы. Но есть и еще кое-что – интуитивное чувство поэтом мирового целого, общего смысла и гармонии. Вопреки очевидному хаосу и земному абсурду.

...Иов не сам говорил,
Горе его говорило...

     Что там рука пишет, что уста бормочут? Поэт как бы сам с удивлением вслушивается в сказанное. Но это не «автоматическое» письмо или дадаизм. Это скоропись вдохновения, почерк самой поэзии. То ритмически пробьется «Двенадцать»:

...Ходит, бродит, гуляет
Белая тьма...


     То, невесть откуда, «Кому на Руси»:

...В глухую ночь последнюю
Тускнеет шарик елочный...

     Или, в неожиданном ракурсе, - черный том, образ любимого поэта:

Утром выйдешь на кухню вяло,
Пол-яблока, хлеба нет,
На столе только черный Хлебников,
Это немало.
Ешьте, дети, его...
                   «Утренний натюрморт»

     Книгу обрамляют две - поэмы-не поэмы – два стихотворных цикла: «Гимны к Адвенту» и «Стихи о Горе-Злосчастии...». Как позитив и негатив – снежные, бормочущие «Гимны» и черные, полногласные «Стихи». Предощущение события, Рождества – первые. Вторые – событие, но совсем иное - жертвенный пожар, совпадающим с календарным временем Великого поста. «Стихи о Горе» - обугленные «Гимны».

...О черное барокко в сердце марта!..

     Эти поэмы (на мой слух – это все же именно поэмы) намечают две, если можно так выразится, духовных стратегии выхода из современного тупика.
     «Гимны к Адвенту» полны надежды на грядущее спасение – на спасителя. Он – Орфей ли, Полидевк, младенец Иисус – выведет человека из земного ада. По неземной любви к нему и состраданию.
     «Стихи о Горе» говорят о цене спасения – о неотвратимой жертве, о таинственном ее смысле. Этим они продолжают тему стихотворения 1982 года, также опубликованного в «Трости скорописца».

«...Отдай им жизни часть, - она сказала, -
Отдай им жизнь, как скорпионы - хвост,
Отдай, что нагрешила и соврала.
Они съедят...»
                        «Спасение во сне от серых судей»

     Жизнь (литература, поэзия, цивилизация), вроде, изжита дотла, до праха, до седой пыли (нередкий цвет стихов книги).Томит усталость и надо бы разве что

...Лето лютое избыть...

     Родной город тавтологичен, предсказуем, как механическая шкатулка – «Заводной город».
Но – есть еще Италия, Нью-Йорк, дальние страны. В каком-то смысле – тоже потусторонний, загробный мир. Но – и здешний, земной. Оживает глаз, расцветают краски, возвращается любопытство.

...Битый город дрожит внизу
Расколотым антрацитом.
Богом и Музой,
Как бабушка, нежно забытый.
Но теплится в мокрой каменоломне
Фиалковое сиянье...
                     «Зимняя Флоренция с холма»

     Какая нежность, какая скрипичная музыка... Навек утраченная, казалось бы, нота Батюшкова, Мандельштама...
     Недоброжелатели, желая порой уязвить поэзию Е.Шварц, всегда находят под рукой упрек в неровности, неряшливости. (И читали бы «отчетливую оду» В.Ходасевича. Литература большая.) А она (поэзия) -- просто непарадная, несветская, естественная. Не черновик – но образ черновика, дневника. Жизнь духа врасплох. Редчайший случай, когда вера в удачу, русская надежда на «авось» -- безошибочны. На «Великое Быть Может».
     Вообще, в новой книге голос поэта кажется приглушенным. Но иногда, в концовках некоторых стихотворений, вдруг прорывается былой львиный рык – как-будто меняется акустика, буквально – среда говорения (вода, допустим, - на воздух).

...И если взрастить на горчичное только зерно...

     И вдруг! –

Как раненый лев упадет пред тобой мирозданье.

     Или:

...И огонь изрыгну
Как дракон
И все, все, все
Уничтожу.

     Прощаясь, Шварц порой достигает неумышленного эффекта (или все же умышленного?) – обратного заявленному. Так «Прощание с цифрами» - это же,
собственно, первое с ними после детства настоящее знакомство:

Четверкою нос обозначился,
Брови дрожали
Разъединенной тройкой...

     И, в конце концов, главное сообщение этой необычной книги – благословение сущему. Поэт, поэзия каким-то немыслимым образом оказываются победителями в схватке с энтропией. Порой даже вопреки сюжетному и сверхсюжетному намерению.

Я буду искать –
Кого люблю –
В закоулках вселенной,
В черных дырах ее...
.....................
....О пламя, бьющее из моего окна!

     Что касается совсем уже личных пристрастий, то наиболее пронзительными мне кажутся «Гимны к Адвенту». Стихи почти нерукотворные, сотканные из бормотаний, легких вибраций звуков, чувств и смыслов. Они объективны и говорят сами, как природная стихия. Голос лирической героини отдален – наравне с иными голосами. И в поэме есть... такое бескорыстие, в том числе стилистическое, что, читая, - думаешь о жизни, о единстве миров, о снеге, о родине и о чужбине – отвлекаясь от себя и от автора.
     Жива поэзия.


(1) – О.Дарк «Волна и пламень», Знамя №8, 2004
         О.Дарк «Танец молнии», Новый мир №10, 2004
(2) - Н.Иванова «Последнее покрывало Саломеи», Дружба народов №9, 2004
(3) – А.Скидан «Сумма поэтик», НЛО №60, 2003
(4) – В.Шубинский «Садовник и сад», Знамя №11, 2001
(5) – А.Анпилов «Светло-яростная точка», НЛО №35, 1999
         А.Анпилов «Жар и озноб», Знамя №7, 2001