1) Раввинам в лисьих шапках кто-то говорит, что Бог умер. Они плачут. Появляется Григорий Явлинский (кто-нибудь его еще помнит?) тоже в лисьей шапке, с остроконечной бородкой и говорит им:
— Не огорчайтесь! Он был хулиган: взрывал самолеты, а нас заставлял расплачиваться.
Его прогоняют.
2) Голос за кадром говорит:
— Основное содержание мировой истории: битва монголоидов с полароидами.

про состязание борцов — Ивана Поддубного и Ивана Наддубного.

Знакомый всячески рекламирует историеские романы писателя неопределеной национальности с невообразимым именем — что-то вроде Мумбаса Ибэ. По его словам, они напоминают «Каштанку». Когда я спрашиваю, чем же, он задумывается, а потом объсняет: в романах Мумбасы присутствует цельное народное сознание, свойственное Каштанке и чуждое рефлексирующему интеллигенту.
Тот же знакомый между делом упоминает, что «Вишневый сад» — автопародия. Проснувшись, подумал, что в этом есть доля правды.

измененная классическая цитата.

Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей.
Избушка там на курьих ножках
Бредет, как Агасфер-еврей.

— опять связанный с измененной цитатой.
Мне приснилось, что я пишу статью на тему «Еда и голод в русской поэзии» и разбираю «Шестое чувство» Гумилева, которое в моем сне начинается так:

Прекрасно в нас влюбленное пшено…

Я объясняю, что в этой строке содержится аллюзия на пшенную кашу времен военного коммунизма.
Николай Степанович, кстати, в самом деле очень любил покушать.

Мне приснилось, что умер поэт Н., и я пошел на его похороны. (В действительности я не пошел бы на похороны этого человека, которого видел три раза в жизни и чьи стихи не особенно люблю.) На похоронах появляется человек, внешне очень похожий на Виктора Кривулина (тот, кто видел Кривулина, согласится, что быть «похожим» на него трудно — он обладал более чем запоминающейся внешностью). Потом мне рассказывают, что «человека, похожего на Кривулина», видели в разных местах. Возникает слух, что Кривулин инсценировал свою смерть шесть лет назад, и что на самом деле он жив. Мы обсуждаем эти слухи с разными людьми (в том числе почему-то с критиком Борисом Рогинским).
Подобные сны иногда снятся после смерти близкого человека, но с Кривулиным у меня были отношения, скажем так, спокойно-уважительные (надеюсь, взаимно-уважительные)- не более того. И умер он давно. И я не перечитывал его и не думал о нем в последнее время.

1) Один из самых дурацких снов в жизни приснился мне несколько дней назад.
Вторая строфа ломоносовского переложения псалма 145, только вместо слова «человеки» — слово «чебуреки»:

Никто не уповай во веки
На тщетну власть князей земных:
Их те ж родили чебуреки,
И нет спасения от них.

2)Жену положили в больницу. Я пришел к ней. Соседка по палате, пожилая женщина, естественно, в первый раз меня видящая, через 15 минут после моего прихода засыпает и спит часа два. Проснувшись, сообщает мне:
«Вы мне снились. Мне снилось, что вы поднимаетесь на чердак моего дома, держа в одной руке двустволку, а в другой — макет яхты».

Лет пять-шесть назад мне позвонил ныне покойный Сергей Евгеньевич Вольф, находившийся тогда в депрессии, из которой он выходил ненадолго, и эти выходы принимали иногда странную форму. На сей раз он очень подробно расспрашивал меня, что такое персональный компьютер и как на нем работают. Вдруг залаяла моя собака. Вольф прервал разговор о компьютерах и спросил:
— Какого размера шея у вашей собаки?
Я растерялся — шею своей собаке я не мерял.
— Вашей собаке нужен ошейник? — спросил Вольф.
Я растерялся еще больше. Каждой собаке нужен ошейник, в принципе.
— Я могу вам его продать.
Разумеется, у моей собаки уже был ошейник. Да и странно покупать собачьи ошейники с рук. Но, может быть, Вольфу нужны были деньги (я не знал, на что и как он живет — в советское время он был более или менее преуспевающим детским писателем, но все это ушло в прошлое, а в новую практическую жизнь он вписаться не смог). Короче, я растерялся и стал что-то мямлить. А «покойник очень этого не любил».

На днях мне приснился Вольф. Он был очень моложавым во сне, выглядел лет на сорок — как в 1976 году, когда я, одиннадцатилетний, впервые его увидел. Он строго посмотрел на меня и не без сварливости в голосе спросил:
— Ну, что, вы наконец измерили шею вашей собаке?

Александр Лаппо-Капитонович (1792-1870).
То есть его стихи, имя и годы жизни. Отчество не приснилось, возможно, оно «приклеилось» к фамилии.
Стихов, естественно, не помню. Но они были белые.

Сидим мы с Сергеем Борисовичем Ивановым и вместе редактируем какой-то очень халтурный военно-патриотический текст.
— А как подпишем? — спрашивает Сергей Борисович.
— Воля ваша, своего имени под этим я ставить не могу — гордо отвечаю я.
Потом почему-то расказываю всем, что министр Иванов — человек учтивый и мягкий, а вовсе не как вы думали.
Прежде из министров обороны мне снился только Язов. Но с ним у нас никакого разговора не было. Просто я гулял по периметру Красной Площади, а за мной — Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна и Язов.
Но лучший военно-политический сон приснился мне по заключении договора о сокращении ракет средней дальности (1988). Мне приснилось, что ко мне домой приходит милиция и говорит:
— Гражданин Шубинский? К нам поступил сигнал, что вы не сдали свою ракету средней дальности.
Я отнекиваюсь. Они идут к батарее и начинают ее долбить. Согласно их сигналу, ракета находится именно там.