Альтернативная история литературы

Насколько я помню, недавно умерший писатель Сэлинджер — это такой юностёвый повестёвый пятидесято-шестидесятый. Я, конечно, понимаю, что в свыше всякой меры дурацком названии «Над пропастью во ржи», составленном по принципу «на Кавказе они не ядовитые» — у них в Америке или в горах рожь растет, или в полях пропасти разверзаются — он не виноват: это, конечно, творчество переводчицы Райт-Ковалевой, и это не самое тяжкое ее преступление перед русской литературой.

Тем не менее произведение и все его, по крайней мере, известное публике творчество, вообще-то всегда ассоциировалось у меня с тетра-(если не путаю)-логией писателя Анатолия Рыбакова про Кроша. Особенно с повестью «Каникулы Кроша» почему-то.

И вот я себе представил: а что, если бы писатель Рыбаков после «Каникул Кроша» вдруг перестал публиковать свои произведения. Сидел бы на даче в Переделкино, писал-писал-писал и ничего не публиковал — и ни в журнале «Юность», и ни в журнале «Дружба народов», и ни даже в журнале «Знамя». А вот бы он так лет тридцать-сорок пожил, а потом взял бы и помер — а он вроде и помер, кажется, земля ему пухом. И тут бы полилось из загашников: и «Тяжелый песок», прости Г-ди, и «Дети Арбата», не к ночи будь помянуты.

Полагаю, примерно этого же следует ожидать и с сэлинджеровской дачки — «Детей Арбата» по-сэлинджеровски..

А вот тут добрые люди рассказывают:

о еврейском национальном боевом искусстве «абир».

Вот так оно выглядит:


Кто хочет, пусть шутит над этим (но только не в этом журнале, пожалуйста, а где-нибудь у себя), а я так а) восхищен и б) вот какая у меня мысль возникла:

не прекрасная ли это идея для художественного фильма — своего рода помеси «Диббука» и Брюса Ли:

бледный молодой ешиботник с развевающимися пейсами скитается по Польше и Украине от одного цадика к другому, участвует в соревнованиях по еврейскому боевому искусству (которое лично я бы все же назвал «А идише вморду»), защищая свой народ, вступает в бои как с польской перепившейся шляхтой, так и с козаками- разбойниками (здесь, разумеется, хороша будет сцена победы нашего ешиботника над оравой тягнибоков с их боевым гопаком); несомненно, и мешумадам-отступникам достанется, а также «майофесным евреям», развлекающим панов «сценками из еврейской жизни», этим вуди алленам семнадцатого века.

Любовную историю, конечно, тоже можно придумать — с польской, гм, панночкой?.. Есть варианты.

И все это в такой плывущей, дрожащей черно-белости идишной фильмы тридцатых годов.

Короче говоря, идея принадлежит мне, кто хочет взяться за фильм, обращайтесь — уступлю за разумные деньги.

Как спасти человечество от коллайдера и башни Газпрома —

да просто выставить их на швейцарский референдум!

Ну, коллайдер-то у них, у швейцарских присяжных товарищей, прямо под носом или, я бы даже сказал, у них прямо в носу — вполне могут с присущим им здравым смыслом задуматься, а надо ли им, чтобы через ихние сыроварни пролетали с нечеловеческим ускорением посторонние электроны. У них, небось, в сыре дырки меряные и лишних, небось, не надо.

Проблема же Охтинской башни — совершенно та же самая, что и швейцарских минаретов: спрашивается мнение населения о культурной семантике населяемого им ландшафта. Чего оно, население, то есть хочет, чтобы у него торчало и где, а чего и где не хочет. Поскольку население Присяжного Товарищества является единственным народом в мире, на практике осуществляющим свое право суверена, а также доказанным образом сохраняющим едва ли не максимально возможную в наше время независимость от воздействия средств массовой информации и принятых в «образованном классе» «мнений» (в свою очередь манипулированных средствами массовой информации и различными политическими спекулянтами), то можно перепоручить швейцарцам решение и насчет башни Газпрома, тем более, что собрать кворум для референдума в Петербурге все равно не удастся, насколько я знаю своих паппенгеймеров.

Да и вообще: это бы стало, как мне кажется, если не лучшим, то единственно реальным выходом из нерешаемых ситуаций —

выносить все проблемы человечества и его отдельных частей на швейцарский референдум.

Ну, приплачивать им, конечно маненечко, не станут же они за так чужими делами заботиться. Был бы у них еще один промысел нацьональный, наряду с банковским делом, шоколодом, часами и сыром.

По-моему, я хорошо придумал и практически даже предложил способ постепенного спасения человечества.

Небольшой, чисто символический процент с будущих швейцарских гонораров «за референдумы» меня бы, как изобретателя, вполне устроил.

О ГРИБАХ: чем груздь (Из наблюдений последнего времени — 15)

Какие-то — назвались ГРУЗДЯМИ, полезли в кузов. Пришлось отбросить.

Противные грибы, жалкие и наглые — пузатые, белые, желтые, мокреющие, синеющие, лиловые. Млечники, одним словом. Можно засолить — раньше казалось: ничего. А теперь привкус такой металлический ощущается. Волокнисто и жидко. И на зубах поскрипывает… Порода, что ли, окончательно попортилась?..

Единственный, как известно, выход — замочить. После этого можно и пожарить когда-нибудь, если кому очень надо. Потом, когда ничего лучшего не будет. Моченые, они в бочке хорошо лежат. Воняют только очень.

Нет, я всё же с годами пришел к совершенно определенному выводу: РЫЖИК лучше, чем ГРУЗДЬ.

Праздные американские наблюдения — 1

Насыщенный день: сначала читал «публичную», т. е. для всех желающих лекцию об истории «ленинградской неофициальной литературх»; странно было видеть среди публики Дмитрия Бобышева — довольно активного участника если не истории ЛНЛ (понятой более узко, как попытка создания автономного литературного процесса в 70-80 гг.), то во всяком случае ее предыстории.

Потом семинар, а на семинаре поздний Кузмин, Николев (на которого практически не хватило времени) и С. В. Петров, у которого — удивительное совпадение! — как раз сегодня (уже вчера) был день рождения.

А потом попали на концерт, где вместе (!) играли Чик Корреа и Джон МакЛафлин. И еще трое, мне не легендарных, но очень хороших. Особенно бас. Три часа играли.

Печально подумал, что бедный Сережа Вольф (которого еще буду преподавать, но несколько позже, в конце апреля) умер бы от зависти, если бы и так не умер.

Американцы значительно меньше кашляют на концертах, чем немцы — но значительно больше ходят.

Древнекитайская притча ОБ АМЕриканских выборах —

имеется в соответствующем томе БВЛ, здесь цитируется по книге «Дао: гармония мира», вышедшей в издательстве «Эксмо-пресс» в 1999 г. Перевод с древнекитайского Л. Позднеевой.

Циньский Мугун спросил Радующегося Мастерству:
— Нет ли в твоем роду кого-нибудь другого, чтобы послать на поиски коня? Ведь годы твои уже немалые!
— У сыновей [моих, вашего] слуги, способности небольшие. [Они] сумеют найти хорошего коня, [но] не сумеют найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по [его] стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня [все это] то ли угасло,то ли скрыто, то ли утрачено, то ли забылось. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов. Прошу принять того, кто [знает] коней не хуже вашего слуги. С ним вместе скованный, [я], ваш слуга, носил коромысла с хворостом и овощами. Это — Высящийся во Вселенной.

Мугун принял Высящегося во Вселенной и отправил на поиски коней. Через три месяца [тот] вернулся и доложил:
— Отыскал. В Песчаных холмах.
— Какой конь? — спросил Мугун.
— Кобыла, каурая.

Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец.

Опечалился Мугун, призвал Радующегося Мастерству и сказал:
— [Вот] неудача! Тот, кого ты прислал для поисков коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Какой же это знаток коней!
— Вот чего достиг! Вот почему он в тысячу, в тьму раз превзошел и меня, и других, [которым] несть числа! — глубоко вздохнув, воскликнул Радующийся Мастерству. — То, что видит Высящийся, — мельчайшие семена природы. [Он] овладел сущностью и не замечает поверхностного, весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Видит то, что ему [нужно] видеть, не замечает того, чего ему [не нужно] видеть; наблюдает за тем, за чем [следует] наблюдать; опускает то, за чем не [следует] наблюдать.

Читал словарь. Оказывается.

1 л. буд. вр. от глагола «сжидúться» — не то, что вы подумали, а «сжижýсь»!

Это как бы от лица газа:

— Ты, газ, уже сжидúлся или еще собираешься сжидúться?
— Я, газ, сжижаюсь и скоро сжижýсь. Или всё же сжúжусь?

Как же это прекрасно и таинственно! А сжидившись, газ, между прочим, оказывается «сжúженный», хотя я бы при случае и «сжижённый» сказал. Или всё же «сжидúвшийся»?

3:0

не знаю в чью пользу: вчера с утра пораньше две газеты просили написать о Солженицыне — мы, конечно же, отказались. Вместе с некрологом «про запас», для банка данных, который несколько лет назад пыталась мне заказать одна швейцарская газета это уже три ненаписанных некролога Солженицына.

Нельзя сказать, что я в жизни не писал некрологов — напротив и даже, к сожалению, не один; но речь в них — еще раз к сожалению — шла о людях, бывших для меня жизненно, лично существенными. Необязательно в смысле дружбы и/или близкого знакомства, но требуется, с моей точки зрения, наличие хотя бы какой-то внутренней связи, внутреннего чувства потери… И, конечно, писать некрологи следует только людям, ненавидящим писать некрологи.

Людей, обожающих писать некрологи («некроложество» — шутил в свое время записной остряк Лейкин), не следовало бы к этому делу вообще подпускать. Свидетельства чему вчера и сегодня обильно разбросаны как по прессе, так и по просторам Живого Журнала.

Обычное дело — прозрения, прозрения…

Пользуясь передышкой в текущей работе, сел было ваш корреспондент за небольшое сочинение о книге (замечательной) поэта (превосходного) Валерия Шубинского «Золотой век», написал уже страницы четыре — и все еще до Шубинского не дошел. Поскольку речь в конечном итоге снова идет о самом для меня существенном (собственно, это вообще наиболее существенный вопрос современной русской культуры, а вовсе, при всем моем к ним уважении, не проблемы гинекологии, как это сегодня почему-то принято полагать) — о существовании, сосуществовании и противостоянии двух культур, двух культурно-антропологических типов внутри российской цивилизации последних полутора столетий, а преимущественно и в актуальной форме начиная с тридцатых годов прошлого века, то я предпринял небольшой обзор лединых яиц, в результате чего сочинение постепенно, гм, несколько затянулось.

Но и до Шубинского дело несомненно дойдет. Может быть, и даже несомненно, части нарождающегося трактата, непосредственно касающиеся Валерия Шубинского, я выставлю на днях в рамках серии «Стихи как таковые«, а сейчас отвлекусь на секундочку, чтобы поделиться с благосклонным читателем футурологическим прозрением, основу для которого подарила мне, как почти всегда в последнее время, «Лента.ру».

Речь идет об освобождении Романа Абрамовича с должности начальника Чукотки.

Первой моей реакцией было естественное возмущение — не на волю отпускать его надо было, а еще парочку губерний подсунуть на содержание, чтобы хоть таким образом обратить на что-то разумное украденные комсомольцами миллиарды. Был бы губернатор Чукотки, Воронежской области и, скажем, Кабардино-Балкарии. Кому бы это мешало?

Но внезапно я понял, с какою целью освобожден г-н Абрамович от чукотского финансового бремени, какой великий план стоит за этим!

Я вам скажу всего лишь одно слово: АЛЯСКА!

Речь идет о возвращении Аляски! Как известно, Аляска была продана бездарными Псевдоромановыми (действительно бездарными! — это отличительное качество всей династии, начиная с Павла; еще одно свидетельство, что не сын Екатерины он был, женщины страстной и талантливой, а покупной чухонский ребенок).

И теперь Аляска должна быть выкуплена!

Банкротства Американской империи долго ждать не придется, если здраво поглядеть на ее финансово-экономические показатели, и — самое главное! — умственные способности и государственные таланты той парочки-тройки династий, которые ей, чередуясь, правят. Неизбежно возникнет вопрос о продаже Аляски. А тут и Абрамович как тут. Немного денег подкопил, «Челси» продал, — и вот он уже первый российский губернатор Аляски!!!

Сколь славная судьба для простого еврейского яхтсмена!

Можно еще будет Калифорнии подкупить, Но не всю, конечно, а только те районы, что находились в сфере влияния Русско-Американской компании. Есть, я слышал, такой Дерибаска…

О желании не бить гишпанцев

Долго ехали из Франкфурта до Цюриха (в районе Фрайбурга поезд сломался и едва дотянул до Базеля, где пришлось пересесть), оттуда еще сорок минут до городка Хинвиль, оттуда еще на маршрутном такси, словотворческими швейцарцами именуемом «букси», т. е. помесь автобуса и такси. И всю дорогу я думал о природе беззащитности русских игроков перед испанскими на этом чемпионате. И, как мне кажется, приблизился к пониманию.

Природа этой беззащитности не спортивного характера. Даже пускай и не чрезмерного класса защитники, которые худо-бедно много лет играют в футбол и на клубном и на национальном уровне, не могут систематически ловиться на вполне дворовые финты и уловки и не соображать вполне стандартные пробросы за спину. Да к тому же в двух играх, из которых первая была, несомненно, подробно и квалифицированно разобрана. До известной степени это ведь касается и всех прочих команд, игравших с испанцами, не только российской (кроме итальянцев, но об этом ниже).

Я бы сказал, что природа этой беззащитности психофизиологического свойства. Русские футболисты, особенно плечистые конские* защитники, оказались совершенно беззащитны (и то, что дважды оказались — есть косвенное доказательство справедливости этой моей гипотезы!) перед красотой и изяществом — не игры испанцев, она вполне складная, но не более того, — но их самих! Толкнуть такого тонкого-звонкого ростом с метр семьдесят — все равно что толкнуть женщину. Можно, но не хочется. Лучше уступить, пока не довела… Главное же, совершенно непонятно, что ей придет в голову, этой дуре — пробросит-побежит? вильнет-завернет? Ожидания и предположение, результат игрового опыта, как бы отменены. В сущности, российская сборная играла с гишпанцами как с женской командой!

Можно было бы, конечно, порассуждать и об аттическом солдате в своего врага влюбленном, или — наоборот — подсознательно избегающем телесного соприкосновения с этим чуждым андрогинным существом по имени Торрес или Вилья, движущимся с нечеловеческим шевелением ног и торса, да и пахнущим наверняка не здоровым конским потом, а духами «Ландыш»! Но дело не в этом — не в том, как воспринимались испанцы (всеми, кроме, что характерно и тоже является косвенным доказательством моей правоты, итальянцев, которые и сами отчасти такие!) — как женщины или как… юноши. Дело в самом механизме, который был бы примерно одинаков и в том, и в другом случае.

Полагаю, что это впервые подключенное испанцами гомоэротическое излучение и является основным источником их нынешних неожиданных успехов.
В сущности, можно пожелать им успеха и в сегодняшнем финале, хотя я, честно говоря, не очень-то верю, что немцы окажутся чувствительны к романской красоте. Наличие собственной католической половины населения предохраняет их до известной степени от чувствительности к латинскому яду. В отличие от русских. Что они, собственно, и доказали в игре с португальцами.

Я бы сравнил нынешнее испанское участие в финале с 1988 г. — с финалом сборной уже практически не существующего СССР. Вполне возможно — и даже более чем возможно! — что на следующем чемпионате уже будут кувыркаться по отдельности каталонцы, баски и сборная Кастилии-и-Арагона. Так что пусть бы порадовались напоследок своей бессмысленной победе, не жалко! Но очень, очень сомневаюсь…

*Для не знающих футбольного русского — игроки ЦСКА