Ольга Мартынова

ЧВИРКА БОИТСЯ

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

Вот и лето улетело
на внезапном помеле,
съело нижний свет и село
миской ягод на столе.

Страшно фонарю качаться
и полосаты вечера,
а речке-млечке замедляться,
а роще-гречке спать пора.

Очень тонкие колечки,
ветра жабры-поплавки
выдыхает роща. Осень
греет пальцы у реки.

Вымя вымыла корова,
прогулявшись по реке,
съела слово, съела слева,
съела куст на пауке.

Сохнет кошка со двора
в дустном облаке сортира.
В белой шапочке сатира
Анти-Чвирик: та-ра-ра.

Ольга Мартынова

О ТОМ, ПОЧЕМУ ЧВИРКА НЕ МОЖЕТ ПОМОЧЬ ПОПУГАЯМ

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

Год дэм!.. В какой-то мере
И строго говоря…

(Елена Шварц)

Die Leuchttürme tun was sie können

(Gregor Laschen)

Дре -ль? -во? -наж?
Слова не любят продолженья –
Дре- скок в чужой язык: dreht durch! –
Неважно – все это не много значит.
Маячит смысл на маяке, бессвязен океан.
Что могут маяки?
Маячит смысл для моряков –
На маяках. Нет? Тем лучше.
Рябь мира, моря восхожденье
Язык щекочут кровожадно.
Неумное какое наважденье –
Петардно, пестроядно, шоколадно.

Над темным океаном Чвирик,
Но он не знает наших слов,
Иначе, Лена, попугаю
Помочь бы Чвирик был готов.

Иначе зарыдала б Чвирка
И унесла б в свой дом крылатый
Комочек красно-золотистый
Зеленый и голубоватый.

Ольга Мартынова

ЧВИРКА ОПЬЯНЕЛА ОТ ЗИМЫ (2)
(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

на кристаллических решетках
зимы – зима, и говорит:

пташка-ледышка упала на лапу азора – не вышло,
т. е. нет никакого обратнодвиженья,
упала и там лежит
(почему-то).
смотрит азор удивленный: крылата лодыжка.
ну, так и лети, говорит.

у Чвирки в зубах золотая минута
болит.

на вот, сера, роза
так милая Чвирка бормочет –
азор арестован.
о Чвирик, зачем мы затеяли это движенье.
мне любы подарки твои в этом мире для плоти и крови.
но плачет азорка, своих азорят обнимая:
азор арестован.

вот серая роза зимы, вознеслась мимо крыши
бесснежной зимы бестелесной,
на лёсочке птичка-луна шарокрыла,
в лесочке она утонула,
и выла, так мило, уныло:

и смежной дури просторечье,
и велеречье снежной снасти,
и междуречье и двуречье
вороновыпуклой напасти,
отклоненье от движенья,
освобожденье от полета,
бесснежной ночи униженье,
где тьма безнежная разута –

всё это воздуха работа,
всё это господа забота,
вся эта музыка забыта,
музыка эта вся изъята.

Ольга Мартынова

ЧВИРКА ОПЬЯНЕЛА ОТ ЗИМЫ (1)

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

серёдкий профиль, свежий снег,
открыт мороз, как вернисаж,
слетает с неба табурет,
летит голубка на массаж,
в ее лёдкие перья
впутались зверья –
кроткие кторы,
которые пресные воды забыли,
а все потому что летают,
чирикают с бедного блёсткого солнца:
«куда улетела голубка?»

Чвирка глядит в золотые, как небо, сугробы:

«о франция, где твои лозы?» —
так пьяная Чвирка бормочет.

Чвирик приходит и всё на места расставляет:

посередке головы пролегает четкий профиль
тенью беса на снегу, на третьем берегу.

Ольга Мартынова

ЧВИРИК НА ВОЙНЕ

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

Еще я не погиб
В родном-чужом краю.
Еще закат-восход
Зовет меня в поход.

Мой ратный труд –
Обратный круг.
Мой родный брат –
Обратный враг.

Мой враг огонь, мой брат огонь,
«Ты потуши свою ладонь, —
Сказал товарищ мой Динь-Донь, —
Ты потуши мишень».

Динь-Донь завесит мой огонь,
Завесит шепотом: тинь-тонь,
И я сожгу свою ладонь,
Горящую мишень.

И будет птичий день
В родном-чужом краю.
И на закат-восход
Товарищ мой уйдет.

Ольга Мартынова

ЧВИРКА РАЗГОВАРИВАЕТ СО СТРЕКОЗКОЙ, ПОКА ЧВИРИК НА ВОЙНЕ

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

— Стрекозка, чего ж ты летаешь,
Почти уже ночь на дворе,
Невидные дырки латаешь,
Во времени скрытой дыре.

— О Чвирка, летаю и таю,
Почти уже тенью на не-
Бе, сóлью на тьме проступаю,
А всё успокоиться не…

— Стрекозка, когда в беспространстве
Мой Чвирик тебя рисовал,
Он думал о маленьком братстве
Тебе неизвестных зеркал.

— О Чвирка, оно отразилась
Однажды на крыльях моих,
Как глупо, что я не умею
Об этом тебе рассказать.

Ольга Мартынова

ЧВИРКА И ЧВИРИК РАЗГОВАРИВАЮТ, КОГДА ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ СПИТ

(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)

— Когда мы, Чвирик, выбирали
Для света самого дневного
Поблёстче воздуха частицы
Из наших времени запасов,

Не знали, Чвирик, мы не знали,
Что в этом свете, как в темнице,
Мы будем заперты, младенцы
Для нас ветшающего мира.

— Подумай, Чвирка, эта скорость
Затем ли бабочкой сбежала
Из нежно медленного рта,
Чтоб тормозить времен кружала?

— Не знаю, Чвирик, только страшно,
Что изморозь невременнáя
Уронит этот свет как в морось
В неслыханное тра-та-та.

Ольга Мартынова

ПТИЦА БАСАНАТА

(стихи из романа о попугаях)
(стихи об Италии)

I

Здесь Аполлон бормотал, пьяненький, «басаната»,
А Джузеппе о городах, в которые нет возврата,
Не то чтобы плакал, но это как бы заплата
Была; он ставил ее повсюду, где видел ткань из мрамора, бронзы, злата.

Одиннадцать лент
Здесь
Для украшения Арно
Есть.
Дай, говорю,
Днесь
Наглядеться на мрамор, но
Кому говорю: этрусскому духу Арно,
Русскому слуху Анны,
Еврейскому Иоанна,
Чьи бирюзовые ванны
В здешних палатах рябят, плещутся, их столько, что их не счесть,
И в них распускается-светит Иоаннов Цветик-Цветок?

II

О птица хмельная-вещая Басаната,
Как до сих пор легкокрыла ты и златоперната!

И не то здесь странно, что в конце зимы нет мороза,
А что рифмой к нему восьмомартова дура-мимоза,
И что с(в)ечение Арно (в сумерках) медно, а не янтарно,
И что лезут в окно бесенята,
А из окна
Расправляет крылья голодная (до сих пор) Басана-
Басаната,
Живая пока, говорит:

Замри, Флоренция, (не) забуду
Твоих сумасшедших старух
И премудрых Триче,
Им не сойтись вовек,

А серые ленты
Арно и трече-,
Кватроче-,
Чинквече-
И прочее птичьеченто
Залатали вход, Флоренция, в твой небесный чертог.

Ольга Мартынова

ТАМАРА

(стихи из романа о попугаях)

У пристани простора ночи
качаются как волнорезы
планеты, сочные кометы
и золотые дикобразы,
и спутники, и самолеты.
Там золоты, дикообразы
кустов взлетающие косы,
Там ходят козы по загону
и думают, что их забыли.
Там пахнет сеном. Там овечки,
и речки плачут в одиночку
(распущены поодиночке,
стремясь в сжимающуюся точку)
по карте мимоезжих склонов,
по бороздам моей печали

так думал темный и крылатый,
так думал грузный и сивокрылый
сюда случайно заглянувший,
и лермонтов к нему подкрался
и прошептал: «гляди: Тамара».

Она же, косы распустивши,
сидела в башне-недогрызке
и пела, пела выше крыши
то по-грузински, то по-русски:

о джаз река моей печали
пинчона птица посредине
ту-ту, биб-биб.

о лодочка вьетнамских шапок
в прозрачном небе стрекозином
ту-ту, биб-биб.

Ольга Мартынова

ПТИЦЫ БРЕЮТ ПОДМЫШКИ ПЕРЕД НОЯБРЬСКИМИ
(стихи из романа о попугаях)

Засохший серпантин давно ушедшего лимона,
стол в заусенцах и глазках.
И в щелке маленький голодный насекомый,

Но этого не видно никому.

А тут еще птицы, да хоть воробьи –
клюв, перья, подмышки.
Подмышки клювами скребут, как выбривают,

но подмышек и подавно не видно никому.

Невиден сон пернатых птиц,
а утром сна слышны излишки.
А птицы лысые в клетушках, хоть летают,

Но их полет невидим никому.

Лимонной корки плесень – камень-лабрадор,
кто забыл ее с лета на дачном столе,

придет ли за ней, найдет лабрадор?

Сок осенних деревьев – скудеющий дар

многого знанья – кому?