НОВОСТИ ЗООЛИНГВИСТИКИ

Как родство народов определяется не генетикой, а лингвистикой, так и животных следует сближать по сходству языков, а не по таблицам зоологов.

Например, утки крякают, а свиньи хрюкают — очень похоже. Следовательно, утки со свиньями родственники, а с гусями только знакомые.

Волк воет и выпь воет, поэтому они относятся к одной семье.

Если считать, что рыбы молчат, а деревья тоже молчат, то не означает ли это, что деревья — рыбы или что рыбы — деревья?

Но рыбы не молчат, да и деревья тоже.

НОВОСТИ ОРНИТОЛОГИИ

Чайки летят, их тени плывут, подпрыгивая. Чайки — птицы, а их тени — рыбы.

Чайки едят свою тень. 

То та, то другая пикирует и впивается на солнечно-синей водице, где ее тень. Тень уходит вниз, чайка за ней, но вскоре, тряся подштанниками, вылетает из реки. С ее клюва, подмышек и пальцев ног падают крупные капли невской воды, крови теней, с солнечным волосом в каждой капле.

Полукругом поднимается, а к ней выплывает новая рыба-тень: в Неве их без счета.

Вот поэтому чайки (и поэты) никогда не переведутся в тех краях — они питаются собственной тенью.

О ГОРОДАХ

Города бывают трех видов:

— вовсе без метро

— с одной-единственной станцией

— и все прочие.

Лично я предпочитаю города второго типа, каковым была, к примеру, Лебедянь на Дону, пока, вскоре после смерти метростроителя Л. В. Мулярчика в 2012 году, городские власти не поспешили засыпать его приватный метрополитен. А как славно было бы спуститься по эскалатору на сверкающий шлифованным гранитом перрон, сесть на мраморную скамеечку под хрустальной люстрой, положить бороду на золоченый набалдашник трости, посидеть-подождать поезда… И убедившись, что он и сегодня не придет, вернуться наверх…

Но когда-нибудь поезд непременно придет и увезет нас… не знаю, куда увезет… вот и узнаем.

ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПО СПАСЕНИЮВЕНЕЦИИ

Во-первых: 

Воспретить местным жителям сильно топать ногами,подпрыгивать (со скакалками и без), а также бросаться со всего маху всупружеские постели,особенно вдвоем. Личности весом свыше 90 кг выселять за чертугорода, для чего раз в год производить поголовное взвешивание. Туристов на сушувообще не выпускать — пускай плавают.

Потому что же самопонятное дело: Венеция тонет и всякая дополнительная нагрузкаопускает ее еще на несколько микронов. Микроны складываются в миллиметры,миллиметры в сантиметры, ну и так далее, и вот уже одна только верхушка соборасвятого Марка торчит из зеленой воды, а на кресте голубь чешет клювом подмышку— как на водохранилищах Волгобалта.

Да, вывезти из музеев и палаццо картины в тяжелых рамах и мраморные статуибогов и героев. 

Автомашины, автобусы, танки, мотоциклы — не смешите меня! Чтобы и духу их небыло!

Во-вторых: 

прикрепить ко всем крышам воздушные шарики,наполненные гелием — чем больше, тем лучше. Они поднимут город из пучины морей.(внимание: если шариков будет слишком много, Венеция улетит из юрисдикцииитальянского государства, что, быть может, и неплохо).

 
Автора настоящих предложений в награду похоронить между Бродским и Эзрой Паундом с надписью по-русски, итальянски и немецки: Спасителю от Спасенной!

Аминь!

РЫБЫ-КАНАРЕЙКИ И НЕСГОРАЕМЫЕ УШИ

В парикмахерской — толстогубые рыбы алого пера. Тех рыб я знаю: в китайском ресторане, тихо сгинувшем по соседству, они обозначали размер дани триадам. Теперь не обозначают, зато поют. Как птицы. Прижимаются шевелящимися губами к аквариумному стеклу — и поют.

Временно онемев, мычу и тычу пробегающему мимо турецкому Фигаро. Он тычет в ответ чуть выше: если привстать, на аквариуме злаченая клетка с канарейками. Канареек со стула не видно, они приткнулись поближе к стенке — и поют.

Отворачиваюсь и с изумлением наблюдаю за действиями мужского мастера: длинношеей горелкой, извергающей голубое пламя, он обмахивает уши клиента.

А не больно ему, спрашиваю, садясь. — Нет, конечно, смеется. — Но зачем? — Как, а волосы в ушах? спрашивает и загадочно добавляет: У нас, у турок, везде волосы…
И поет.

О БОЛЬНЫХ НАСЕКОМЫХ

Светлые гусенички, испещренные точками виноградной проказы.

Бабочки, хромающие крыльями.

Жуки, надтреснутые, вернее, подлопнутые, точнее, кокнутые об стенку.

Стрекозы, на глазах высыхающие от хвоста до груди. Глаза их яснеют последней ясностью.

Водомерки с переломленными коленями, спотыкающиеся на покатой воде.

Кузнечики… кузнечики… медленно вылизывающие свои зеленые потрошки…

Задыхающуюся собачку или корову, источающую кровавое молоко, жалко самих по себе.

Больных насекомых жалко вместо себя.

Публикация текстов из пишущейся (долго пишущейся и долго еще будет писаться) поэмы «Обстоятельства времен» в московском журнале «Homo legens».

О МУЖЧИНАХ

Мужчины бывают, в основном, такие:

1) умные, серьезные и одаренные американцы, напоминающие мыслящие овощи;

2) французские профессора, выглядящий, как неудачливые коммунальные политики и немецкие коммунальные политики, выглядящие, как неудачливые профессора;

3) московские революционные поэты, похожие на некрасивых еврейских девушек;

4) небольшое московское животное под названием «живчик-неполживчик», выведенное для развлечения публики на корпоративных вечеринках. Шутка позабылось, а животное, морща маленькое голое лицо и высовывая кривые рыжие руки из камуфляжной жилетки, бегает по ночным клубам с зажигательными речами;

5) американский пенсионер в белой панамке, с квадратным, сердитым и глупым лицом. Пишет в жэковскую стенгазету антирелигиозные стишки, где своими словами пересказывает популярные брошюры. Считается крупным русским поэтом:

Все остальные виды мужчин встречаются чересчур часто и не представляют ровно никакого интереса. Да и эти не представляют.

О ЛИССАБОНЕ

Счастливы города, по каким ходят деревянные трамваи — всегда есть обо что постучать, чтоб не сглазить, было бы что не сглазить. Счастливы и печальны.

Печальны города, по каким ходят восьмидесятилетние дамы из тех восьмидесятилетних дам, что, проходя в дождь мимо банка с зеленой вывеской, раскрывают зеленый зонтик, а у банка с вывеской красной, моментально меняют его на красный. Печальны и счастливы.

Лиссабонские дома облицованы бледно-синей или бледно-рыжей керамической плиткой, но не все и не целиком, так что иногда кажется, будто ты заблудился в руинах какой-то гигантской ванной комнаты.

Круглые столешницы в “Кафе. Пирожковой” на площади короля Педро IV (забуду ли вас, португальские пирожки, как жареные, так и слоеные? — нет, невозможно!) заменяют квадратными. Наступает лиссабонский вечер и будет продолжаться до скончания времени, рядом с десятками тысяч других бесконечных вечеров, качающихся, как прикованные к ядрам утопленники на дне Тежу.

Где-то наверху, на холме, печальные негры играют на барабане. И счастливы.

О ЖЕНЩИНАХ

Женщины бывают, в основном, такие:

1) хорошенькие кривоногие барышни с умными лицами;

2) дамочки с четырьмя глазами: два обычных, круглых, удивленно-синеватых, и два в носу, маленькие и черные — над узкой и слегка встопыренной верхней губой. И удлиненное серебристо-чешуйчатое гузно, как у павлина (в юбке, разумеется);

3) прекрасные могучие девы, тяжелогрудые и шепелявые, седеющие длинными желтыми прядями, как плакучие березы. Но коня на скаку не остановят, разве что пони;

4) московские демократические писательницы с лицами харизматических продавщиц. Коня на скаку остановят, но по незнанию, что с ним делать и куда его запродать, отпустят дальше скакать.

Все остальные виды женщин встречаются редко и не в наших широтах. Ими можно пренебречь, как они пренебрегают нами.