За нулевые и начало десятых годов в России была создана культура — мы сейчас о литературе, так пускай будет литература — двоечников. Возглавляемая, естественно, троечниками. Был один хорошист, но потом выяснилось, что он всё списал.

Но тут бывают особи, которых даже двоечниками трудно назвать, это уже скорее учащиеся школы для умственно отсталых, где им никаких оценок не ставят, а выдают красивые шарики за кое-как склеенные коробочки. Ничего не слышат, ничего не видят, ничего не понимают, но исполнены сознания своей значительности — как же, в какой-нибудь урюпинской или щекинской школе для дураков (включая сюда МГУ, СпГУ и РГГУ) им выдали воздушный шарик под названием «степень кандидата филологических наук». А то и доктора. Вот взять, например, какую-то Анну Голубкину, что ли, — или нет, пардон, Голубкина — это скульпторша со стаканом, а это Голубкова — которая всё ко мне пристает почему-то. Девица (не знаю, какого она возраста и девица ли она — это оборот речи, если кто не понял) исключительно слепая, глухая и пустоголовая и ничего не понимает — ни того, что читает, ни того что пишет. Ни когда хвалит, ни когда ругает. Я, конечно, целиком читал только одну ее статью, причем (и потому что) о себе — и статья эта была пускай и хвалебная, но совершенно безмозглая, что я тогда очень вежливо не отметил публично. И какие-то еще читал начáла (начала — поскольку до конца дочитать невозможно) каких-то еще статей того же времени (это было уже давно, я был молод и наивен). Но после инцидента в ЖЖ, где девица (еще раз: не знаю, какого она возраста и девица ли она — это оборот речи; бесполезная оговорка, конечно: оборотов речи они не понимают — всё только в упор, прямым текстом, которого они, впрочем, тоже не понимают) показала себя полной сквернавкой без малейшего соображения, ничего, конечно, больше не читал. Но вполне достаточно и цитат в случайной поисковой выдаче (вот и сейчас подвернулось какая-то очередная бессмыслица, с которой, соответственно, бессмысленно дискутировать, и напомнила о скверной девице).

Да и дело-то не в ней, не в Анне Голубковой, не одна же она такая. Просто подвернулась, спасибо Яндексу. Дело в том, что она и ей подобные — есть, существуют, находят площадки для своего «м-мы и м-му…»

Мне, конечно, не жалко, и я даже рад за них, да я и не участник, а наблюдатель всего этого безобразия, но что-то заставляет подозревать, что за цивилизацией двоечников маячит и надвигается цивилизация умственно отсталых.

Буду очень рад ошибиться.

Пошла очередная глупость по совочьим мозгам: я-де ненавижу «всё советское». Сталкиваюсь уже не в первый раз — то в заголовке какого-нибудь поискового результата, а то кто-нибудь по доброте душевной ссылочку пришлет (вот сегодня Наташа Горбаневская прислала, что и послужило поводом).

Что, почему, на каком основании, почему именно «всё» — совершенно непонятно. Мороженое, например, сливочное в вафельном стаканчике, я любил и люблю, и фильмы «Белое солнце пустыни», «Неоконченная пьеса для механического пианино и нек. (собств. мн.) др., а также телепередачу про Тяпу, Ляпу и Жаконю, но об этом у меня никто не спрашивал: ненавидит «всё советское» — и всё тут!

Т. е., конечно, само собою понятно, что им, совкам, всегда надо для объяснения факта, что кто-то думает не так, как они, какое-то внешнее объяснение: куплен заграничными спецслужбами (или КГБ), ненавидит все советское, потому что в советское время не печатался и т. д. и т. п. Предположить, что кто-то что-то неположенное думает просто потому, что он сам думает, своей головой, а не коллективным разумом толпы господ-товарищей-возьмемся-за-руки-друзей, — на это у них (со)воображения не хватает и не может хватить — по цивилизационному закону, которому они подлежат.

Может, и не всё «советское» я ненавижу (собственно, ничего я, конечно, не ненавижу, много было бы чести — это вторая причина приписывания мне этой «ненависти»: дескать, вот мы какие сурьезные, что нас ненавидют даже!), но советских (и антисоветских) интеллигентов действительно за полноценных в культурном смысле людей не считаю, грешен. Особенно пародистов, юмористов, кэвээнщиков, бардов и сочинителей текстов рок-песен. Но и провинциальных писменников, которые принципиально не в состоянии отличить Константина Ваншенкина от Константиноса Кавафиса. Шучу-шучу. какой уж там Кавафис. От лорда Байрона.

Может, некоторые из них и хорошие люди в отдельностои от своих занятий и представлений, но в культурном смысле они и не люди вовсе, а выведенные в советских НИИ биороботы. Их ненавидеть, как ненавидеть того же пролысого в различных местах Жаконю с ключиком в спине, какой был у меня в детстве.

Печально, конечно, что в разного рода литинститутах из совписовских яиц продолжают поколение за поколением выводиться совчурята. Ну что же, видимо, «еще плодоносить способно чрево, которое выращивало гада». И этих я, конечно, не ненавижу, только слегка сожалею, если вижу у них какие-то таланты, что, впрочем, бывает нечасто.

Следующий «Литературный мелкоскоп» — когда будут время и силы — о поэтических зверушках, знающих только половину русского языка, и очень обижающихся, когда встречают что-нибудь из другой половины. Или о писателе Борисе Хазанове как о машине для переработки общеизвестного в… общеизвестное.

Смотрите, кто пришел пасти народы: моральный авторитет всея Руси — доказанный, но не наказанный литературный вор желает поборать воровской режим. Как «русский человек» и «гражданин России». Не забавно ли, хотя, конечно, вполне укладывается в парадигму российской политики: одни воры и жулики борются (или делают вид, что борются) с другими за право безнаказанно и широко воровать и жульничать. Эдакий литературный Навальный образовался.

В этом году, значит, не хочет представлять, а в прошлом, позапрошлом и т. д. вполне даже представлял, наряду со своими коллегами по эксмошной литературе, полуписателями улицкими, быковыми и т. д. Надо полагать, в прошлом, позапрошлом и т. д. «режим» еще не был такой нехороший, можно было подежурить на подсосе. А что же произошло такое роковое, что вдруг стало нельзя?..

Моя личная гипотеза: насколько я представляю себе устройство Крошек Цахесов (а я его, к сожалению, хорошо себе представляю), причиной «демарша» послужила прошлогодняя прогулка бульварных писателей по бульварам. С точки зрения совкового коммерческого сознания коллеги украсили себя лаврами, точнее скальпами, и заметно приподнялись. А теперь представился случай разом содрать с них со всех эти скальпы и повесить их на пояс Главного Чингачгука. Что и произошло и даже, кажется, кое-кем из экспроприированных замечено.

И какая прелестная совдепская идея насчет «представления России»! Если писатель едет за счет Союз-, т. е. Роспечати на какую-нибудь ярмарку, это вовсе не значит, что он представляет Россию. Настоящий писатель предствляет только самого себя, а эти … ну, в крайнем случае Роспечать.

К слову, стоит спросить себя, чего же эта самая Роспечать, состоящая из советских издательских и книготорговых функционеров так любила заядлого модерниста — не хуже реалистов быковых и улицких. Может быть, не столько за неизвестно, кроме одного случая, откуда скопипейсченные романы, а за социальную близость, не только по происхождению, но и по хабитусу. Как они и им подобные экспроприировали советское издательское и книготорговое имущество, так и он — имущество советской писательницы Веры Пановой.

(Кому этот акт кажется несущественным и незначительным, тот в литературе лишний человек; а то, что это так хорошо сошло с рук в свое время, свидетельствует, с моей личной точки зрения, о глубоком ценностном разложении российской литературной среды).

Как пишет русский человек и гражданин России по-русски своими руками, без копипейста, знает всякий, читавший «Русскую Швейцарию» и какие-нибудь коммерческие статьи на случай. Деревянно пишет, готовыми оборотами и нестоячими фразами. Да и само знаменитое письмо Буратины Карабасу таково же: у русского человека и гражданина России с русским языком довольно тяжелые отношения. Он ведь не писатель, он читатель. Был, по крайней мере, хороший читатель — знал, откуда брать хорошее.

Как нерусский человек, хотя и гражданин России, хочу заметить, что очень сожалею, что не закончил эту дружбу сразу же после истории с Пановой. Дружбы давно уже не существует, вялотекущее приятельство продолжалось, но после одного интервью в немецкой газете (я о нем писал) я себя и от него считаю свободным.

И если бы я не знал, что в комплекс чувств совдепского человека и гражданина все той еще Совдепии (не только этого человека и гражданина, но и вообще) не входит чувство стыда за себя, а только чувство стыда «за кого-то», преимущественно «за свою страну», которая в этих случаях на минуточку становится «своей», то сказал бы: постыдился бы. Но не скажу.