Сегодня из Петербурга пришла посылка (вторая из двух отправленных, первая еще в пути) с 5 экземплярами «Французской библиотеки» Ольги Мартыновой. Не прошло и месяца. Книга сделана хорошо. Впрочем, плохо сейчас, кажется, и не издают.
Сегодня же от любезнейшего ilja_kukuj получены фильмы Шварца и Олейникова про Леночку — большое спасибо, Илья! Мы возьмем их с собой в Эденкобен, куда уезжаем 4-го августа, и впечатлениями поделимся уже оттуда. «Временник» Вам будет выслан сегодня или завтра.
Кстати о «Временнике»: сообщение для читателей из Петербурга:
— «Временник НКХ — 2» продается в магазине «Летний сад» —
И, наконец, — пятый отрывок из «Винеты», сегодня из главы «Отряд сиреновых»:
С северо-запада выдвигался датский фрегат “Тетис”, а из-за Готланда, следом за нами, выходил самый новый, спущенный в июне этого года шведский корвет-невидимка “Висбю”, которого румынские наши радары не видели, но мы-то с Синцовым разглядели с компасной палубы даже очень, грубо говоря, хорошо — на старую советскую треугольную упаковку кефира был он похож, с зализанными углами.
А на юго-востоке покачивался малый ракетный корабль “Гейзер”, под воздействием угроз и посулов Венделина Венде присланный-таки из Балтийска, с Калининградской базы Балтфлота. Как Венделин Венде воздействовал на поляков, датчан и нейтральных шведов, Матросов не понял по незнанию иностранных языков, но переговоры шли на самых секретных частотах.
— Четыре — серых! — зловеще сказал у меня в наушниках капитан Ахов. — И вопросы!..
— У матросов нет вопросов, — машинально ответил я.
— Так это если нет других матросов, — немедленно отозвался Ахов (пароль — отзыв). — А они есть. Там, там, там и там. Мы пока что в нейтральных водах, но ходу нам — никуда.
— А зачем это, Абрам Яковлевич? Вы не поняли? Чего он вообще от нас хочет?
— Да вот и я что-то не размозгую никак… Яхту мы его отшвартовали сразу же — оставили, где была, шкипер на ней остался — бухой в кильку. Мог яхту забрать и идти куда душа пожелает… Нет же, понимаешь, яхта ему и не нужна уже вроде. Вызвал латвийскую береговую охрану, велел отбуксировать в Лиепаю. Теперь ему только “Атенова” вынь да положь. Я его, говорит, практически уже у Западно-Восточного банка купил… Как же он мог нас купить? Мы же не продавались! Так может быть, как вы думаете, Вениамин? — голос капитана слегка задрожал и потянулся тянучкой.
— Ничего он не мог, Абрам Яковлевич! На понт берет! Не бойтесь, прорвемся, — ответил я весело, с неизвестно откуда взявшейся веселостью. — Где наша не пропадала! — и снова поднял знаменитый гольдштейновский бинокль “Карл-Цейс-Йена” со шкалой расстояний в виде перевернутой буквы Т из мельчайшей цифири, про который покойная нянька Гольдштейнова говорила Гольдштейну, что там вот, где-то под колесиком резкости, есть такая немецкая кнопочка — на ее де нажмешь, и все, что насеклось на прицел, вдруг задымится, кратко вспыхнет и навеки исчезнет.
Море, как будто “Атенов” шел по надрезу в нем или даже сам его, проходя, надрезал, надломилось, разламываясь на две плоскости (не только по обе стороны от нашего корпуса, но и дальше, по воображаемой линии от носа до быстро матовеющего в дымке солнца) — похоже, под небольшим углом одна к другой. Налево от “Атенова” и слегка вниз, к материку, — плоскость темно-зеленая, мелкоямчатая и мелкопупырчатая, словно стоящая в розоватом блеске. Направо и заметно вверх, к небу — ровная, матово-блистающе-светлая, словно скользящая под синеватой дымкой.
